Первые недели сентября выдались необычайно жаркими. Сложно припомнить, чтобы раньше такое бывало.
После работы я вышел в Смольный сад и сел на скамейку. Они теперь такие низкие и глубокие, что вставать не хочется и почти не можется.
Дыхание осени ещё не чувствовалось, влага фонтанов смягчала необычный для сентября зной. В саду весело играли дети, многие из которых — наши гимназисты.
Оба Смольных (институт и собор) сияли открыточной свежестью на фоне голубого неба. Всё, что было видно со скамейки, представлялось ярким, нарядным и, пожалуй, искусственным, имеющим отношение только к сегодняшнему дню. А место-то историческое, памятное многими примечательными и значимыми событиями.
Я особенно никуда не торопился и мог под шёпот фонтана вспомнить известные мне по книгам картины прошлого.
Непросто представить, но когда-то здесь на низких невских берегах неспешно текла жизнь села Спасского. Весной 1703 года его обитатели были встревожены звуками орудийной пальбы — армия Петра I бомбардировала находившуюся на противоположном берегу Невы шведскую крепость Ниеншанц.
Возможно, на село Спасское царь бросил взгляд, когда отправился искать место для новой крепости, которую назвал впоследствии Санкт-Петербургом? По воле Петра здесь возник Смоляной двор, давший название нескольким улицам, монастырю и женскому институту. Смоляной двор, вероятно, напитал всю округу характерным запахом и дымом. На этом месте смолили канаты и днища кораблей новорождённого Балтийского флота.
Неподалеку построил свой красивый пригородный дом Александр Кикин. Он был не только первым начальником петербургского Адмиралтейства, но и ведал строительством и снаряжением кораблей. Однако судьба Кикина сложилась трагически. Его обвинили в измене царю, а в Кикиных палатах поместили библиотеку и Кунсткамеру. В первый музей посетителей заманивали дармовыми бутербродами и порциями алкоголя.
В районе Смоляного двора императрица Елизавета велела построить монастырь. В её планах было, оставив трон, провести в тиши уединения свои последние годы. Архитектор Растрелли создал удивительный ансамбль, поражающий и поныне неземной красотой.
Осуществить свое намерение императрице не удалось, и со временем корпуса Смольного монастыря заняли воспитанницы института благородных девиц. Мне кажется, что им было грустно в монастырских кельях. При всей своей красоте, здания какие-то холодные, не для жизни юных дев. Видимо, такого же мнения была и Екатерина II. В 1760-х годах смолянки переместились в специально построенное Кваренги здание Смольного института.
Я пытаюсь представить себе Джакомо Кваренги, снимающего шляпу перед творением старшего коллеги, а также смолянок, прогуливающихся по Адлерберговскому саду…
Со Смольным институтом связана и скандальная любовь Фёдора Тютчева к смолянке Елене Денисьевой. Ей он посвятил стихотворения пронзительного «Денисьевского» цикла «О, как на склоне наших лет // Нежней мы любим и суеверней…»
Помнит здание Смольного и выдающего педагога Константина Ушинского, исполнявшего с 1859-го по 1861 год обязанности инспектора института. При Ушинском преподавать стали на русском, а не на французском языке, ввели новые предметы, стали отпускать девушек домой на праздники и каникулы.
Стараюсь представить себе и осенние дни 1917 года, когда вместо «благородных девиц» в Смольном расположились неблагородные сторонники Ленина, к зданию стягивались отряды солдат, матросов и красногвардейцев, а у ворот стоял грозный броневик.
Именно отсюда велась подготовка к захвату власти в Петрограде, и именно здесь, на II Съезде Советов, Ленин провозгласил социалистическую революцию…
Ко мне подбежала маленькая собачка, дала себя погладить и отправилась дальше по своим делам. Дети в светлой одежде ловили яркий мячик. Идиллическая картина, которую я наблюдал в залитом солнцем саду, мешала поверить, что в ближайшем здании с колоннами произошли события, повернувшие ход истории.
Вспомнил ещё, что в Смольном был убит популярный лидер ленинградских коммунистов Сергей Киров. Это событие 1934 года также имело серьёзные последствия, открыло дорогу ужесточению репрессий.
Знал я, конечно, о роли Смольного в годы войны, пытался представить натянутые над зданием маскировочные сети, которые перекрашивали в зависимости от сезона.
Наверняка отсюда было видно зарево пожара 19 сентября 1941 года, когда страшно горел госпиталь на Суворовском проспекте.
А совсем рядом, на Лафонской улице, дом 3, в здании которое просматривалось за деревьями, жила у своей дальней родственницы Таня Савичева. Этот дом стал её последним ленинградским адресом.
…Сколько раз в советском детстве мы с мальчишками гуляли в Смольном саду, гоняли мяч на поле у дома 6, собирали каштаны, пытались забраться в фонтан, выходили на субботники, кидались осенними листьями и играли в снежки! Смольный сад моего детства был похож на современный, мало что изменилось с тех пор, разве что скамейки…
Всего за несколько минут перед глазами промелькнули страницы прошлого, пронеслись, сменяя друг друга, тени первых строителей города, воспитанниц Смольного института, революционных матросов, красноармейцев, известных исторических личностей. Я знаю, все они здесь были, и всё это было.
Ощущаю ли этот груз прошлого, представляю ли его себе живо? Не так уж ярко, скорее — именно знаю. Но это знание, безусловно, важно, побуждает ценить место, вызывает уважение, гордость, больший интерес и даже чувство сопричастности.
А день сегодня такой хороший, такой по-летнему тёплый, что хочется насладиться настоящим, порадоваться тому, что видишь и чувствуешь сейчас.
Фотография автора.
