Девять лет назад средний класс вышел на улицы, чтобы изменить политическое устройство России. И проиграл.
Что случилось? 4 декабря 2011 года в России состоялись парламентские выборы. К середине дня первые результаты из Сибири и Дальнего Востока свидетельствовали, что «Единая Россия» набирает примерно треть голосов. И это провал. Но в Поволжье, на Кавказе и в Москве партия власти стала подозрительно резво исправлять ситуацию. В сети появились снятые на телефон видео — независимых наблюдателей выгоняют с избирательных участков, а в урны запихиваются пачки бюллетеней: где-то — неизвестно кем, а где-то — самими членами избиркомов.
На следующее утро глава Центризбиркома Владимир Чуров объявил, что «Единая Россия» победила, собрав 49 процентов голосов.
В крупных городах забурлил протест. В тот же день многотысячные митинги собрались в Москве и Петербурге, а к 10 декабря в 99 городах страны и 42 городах за рубежом прошли антикремлевские акции.
Это был диковинный для России бунт. Никакой бессмысленной и беспощадной пугачёвщины, никакого религиозно-национального аспекта, никакой Кондопоги. За те годы, государство отсутствовало в частной жизни граждан, в российских городах расплодились европейцы, считающие, что сильная авторитарная власть Кремля не просто не должна их обманывать — она в XXI веке не особо-то и нужна.
А кто организатор? Какие были у протестующих политические требования? Вот и в Кремле гадали: это свои олигархи соорудили заговор или это «оранжевая революция», организованная из-за рубежа? Мало кто верил, что россияне вышли на улицы спонтанно, влекомые негодованием из-за наглых фальсификаций. Хотя, похоже, так и было.
В Петербурге недовольные определили место сбора у станции метро «Площадь Восстания». Ни один поджигатель революции не избрал бы такой странной точки для митинга — оживлённый транспортный узел, вокруг которого на тротуарах могло поместиться максимум 200 человек.
Но никто не ожидал, что явится несколько тысяч. За пару часов до события выяснилось, что оппозиционный политик Ольга Курносова согласовала в Смольном митинг на Пионерской площади у ТЮЗа, и народ двинулся туда — по Невскому, Владимирскому и Загородному проспектам, на ходу прирастая сочувствующими.
В Москве митинг на Чистых прудах заявило движение «Солидарность». Тоже никто не ожидал массовости — вечер понедельника, холод, дождь со снегом. Тем не менее, тот сбор вошёл в историю как «восстание грязных ботинок».
Оппозиционер Алексей Навальный потом рассказывал, что даже не хотел поначалу идти и не ожидал увидеть 20-30 тысяч рассерженных москвичей. Речь Навального на том митинге впоследствии назовут «фюрерской»: «Они могут называть нас сетевыми хомячками. Да, я сетевой хомячок, и я перегрызу глотку этим скотам!» Оратор распалил толпу гипотетическими вопросами: «Вы голосовали за “Едро”?» — «Нет!». «Как называется эта партия?» — «Партия жуликов и воров!», — отвечала толпа.
К 10 декабря стало понятно, что протест только ширится. Московский митинг на Болотной площади стал самым массовым за последнее десятилетие, но 24 декабря на проспекте Академика Сахарова собралось и того больше — до 120 тысяч человек. У протеста появился символ — белая ленточка.
Однако не наблюдалось ни согласия между лидерами, ни объединяющих требований или идей. Целями называлось назначение перевыборов, освобождение «политзаключённых» и отставка главы ЦИК Чурова. Вместе с тем было очевидно, что средний класс надеется в результате протеста на более широкие изменения в жизни: кому-то не нравится коррупция, кому-то — высокие цены на бензин, кому-то — чрезмерная централизация власти. При этом призывы к либерализации экономики — редкость, а себя протестующие чаще всего называют расплывчатым термином «гражданские активисты».
А кто они по уровню доходов? Средний класс и чуть выше. Москва, где протест самый многолюдный, — вообще богатый город, и здесь нет бедноты в российском понимании — когда не хватает на еду и выпивку.
Недовольство привело на Болотную площадь брутальных националистов и коммунистов, но всё же большинство — это люди с хорошими манерами, повидавшие мир, в модных очках. Преобладали выходцы из частной сферы — владельцы бизнесов и квалифицированные специалисты. При этом достаточно интеллигентные, мучались, как лучше написать на плакате: «Размер вашего рейтинга преувеличен» или «Вы преувеличиваете размер вашего рейтинга»?
Иностранные журналисты отмечали, что протест был «скорее фестивалем классического русского остроумия, нежели чем-либо ещё», и больше похож «на уличную вечеринку, чем на революцию». Активисты скорее позировали с креативными плакатами, чем собирались свергать власть. Борис Немцов, Гарри Каспаров, Алексей Навальный, Борис Акунин, Сергей Удальцов воспринимались больше как группы-хедлайнеры на рок-фестивале, чем как лидеры России будущего.
Насколько это был бунт против третьего президентского срока Владимира Путина? В сентябре 2011-го на съезде «Единой России» Владимира Путина провозгласили кандидатом от партии власти на президентских выборах в марте 2012 года.
Но в ходе гуляний на Сахарова и Болотной бескомпромиссного неприятия путинского правления не наблюдалось. Скорее накопилась усталость от тандема Путин-Медведев, от четырёх лет застоя в экономике, который образованные люди связывали с отсутствием политической конкуренции в стране. Митингующим ещё верилось, что силовики могут бескровно уступить власть в результате «бархатной революции», подчинившись массовому недовольству интеллигенции. Один из самых популярных плакатов на митингах изображал Путина на фоне Кремля, произносящим новогоднюю речь: «Я устал, я ухожу».
Германская газета Die Welt написала: «Дети перестройки не хотят нового Брежнева». Однако не наблюдалось ничего похожего на «арабскую весну», когда египтяне восстали конкретно против диктатора Хосни Мубарака. Или на киевский Евромайдан 2014 года, когда баррикады и горящие покрышки не оставили никаких шансов президенту Виктору Януковичу.
Действующему президенту России Дмитрию Медведеву даже показалось, что на Болотной площади собрался его электорат. С белыми лентами щеголяли чиновники его администрации, а пресс-секретарю Наталье Тимаковой приписывают слова о том, что в сентябре можно было и не возвращать Путину власть, кабы знать, что к декабрю всё так повернётся. Оказавшийся в одной лодке с Медведевым кремлёвский идеолог Владислав Сурков выразился и вовсе как лидер протеста: «Лучшая часть нашего общества, или, вернее, наиболее продуктивная его часть требует уважения к себе»
22 декабря в ежегодном послании Федеральному Собранию Медведев заговорил о комплексной реформе нашей политической системы: «Я слышу тех, кто говорит о необходимости перемен, и понимаю их»
Но хотя продвинутый интернет-пользователь Медведев выглядел демократичнее прожжённого чекиста Путина, а его попытка запустить модернизацию по идее могла импонировать протестующим, они, похоже, воспринимали тандем как одну неприятную политическую силу.
Тем не менее, лозунг «Россия без Путина» так лозунгом и остался. Оппозиция не предприняла никаких серьёзных попыток бойкотировать президентские выборы 4 марта, на которых Путин победил уже в первом туре — 63 процента голосов. Его оппонентами были знакомые всё лица — Геннадий Зюганов, Владимир Жириновский, Сергей Миронов. Сплотиться вокруг наиболее близкого «болотникам» предпринимателя Михаила Прохорова также не удалось.
За соблюдением законности на избирательных участках следили видеокамеры и сотни тысяч наблюдателей, но обошлось без крупных скандалов. Вместо грубых «вбросов» использовались менее вызывающие технологии — «карусели», «приписки», мобилизация зависимых от начальства бюджетников. Вечером дня выборов на Манежной площади у стен Кремля организовали огромный митинг, во время которого у кандидата-победителя блестели на лице слёзы. Но на инаугурацию в мае кортеж Путина двигался по абсолютно безлюдным улицам зачищенной от горожан столицы — единственного субъекта, где он собрал менее половины голосов — 46,95 процента. Никаких восторженных избирателей с национальными флагами. Такое впечатление, словно страна капитулировала перед иноземным завоевателем.
А что сам Владимир Путин? Ему не обидно, что фрондирует средний класс, у которого при его правлении беспрецедентно выросли доходы? Фронда не видела в экономическом росте 2000-2008 годов великой заслуги Путина. Нефть подорожала в разы — вот и казна полна. Зато лично Путин отменил выборы губернаторов, свёл к минимуму политическую конкуренцию, подмял под себя телевидение и дал волю силовикам, от которых щедро представленный на Болотной частный бизнес натерпелся в первую очередь. Всё это спустя 20 лет после распада СССР уже казалось неприемлемым наступлением на гражданские права.
Однако для Путина заполненная москвичами Болотная наверняка стала шоком. Ведь в первой половине 2000-х он считал закладным камнем стабильности именно высокие доходы граждан и ставил перед страной связанные с этим цели — удвоить ВВП, встать вровень с Португалией по зарплатам. Никаких мессианских идей — только невысокие налоги, стабильный рубль, профицитный бюджет, регулярное повышение пенсий и зарплат бюджетникам, привлечение иностранного капитала.
Критики Путина подзабыли, что рост расходов бюджета не означает процветания автоматом. Например, для Нигерии или Венесуэлы неэффективность центральной власти обернулась грандиозными бедами, а Путин сумел, по большому счёту, загасить пожар на Кавказе и обуздать терроризм. В 1970-е нефть тоже круто дорожала, но это не принесло населению даже намёка на изобилие 2000-х.
Путин наверняка рассчитывал на благодарность, и на начало протестов среагировал нервно. В декабре 2011-го на ежегодной прямой линии он рассказал, будто принял белые ленточки «болотников» за использованные презервативы. Вероятно, в глазах привычного к лагерной иерархии населения это должно было «зафоршмачить» и сам протест, но породило лишь ответный негатив: «Нам не нужен использованный ПРЕЗидент». Не оценили и заверения, будто оппозиция «действует в интересах иностранного государства и на иностранные деньги», а также фразу «Идите ко мне, бандерлоги», обращённую к протестующим.
Пока протест креп, попытки Кремля сплотить своих сторонников выглядели неуклюжими. В начале декабря в Москву свезли из регионов кадровый резерв «Наших», которые били в барабаны и скандировали «Россия!» и «Путин!». Но через пару дней их распустили по домам, а на Поклонной горе собрался «Антиоранжевый митинг» во главе с кремлёвским политтехнологом и борцом с ювеналами Сергеем Кургиняном. Он уверял своих слушателей, что протесты в России — результат назначения нового посла США, а телеведущий Максим Шевченко — что оппозиция хочет утопить страну в крови.
Аналогичные митинги продолжили массы зависимых бюджетников в ряде крупных городов страны, где плакаты раздавали централизованно.
Но даже критики власти соглашались, что среди нетрезвых гастарбайтеров и посмеивающихся курсантов просвечивал довольно многочисленный путинский электорат, благодарный, в отличие от столичных хипстеров, нацлидеру за рост пенсий и возрождение оборонных предприятий. Кроме того, эти люди обычно уверены, что в России не может быть другой системы управления, кроме «сильной руки», и другого контекста, кроме Святой Руси в кольце недругов. А в таком пространстве Путина, конечно, заменить некому.
Но разве не похожие настроения сто лет назад гуляли в кайзеровском Берлине? Немцы, в том числе образованные, тогда говорили, что Германия не Европа и к рационалистскому Западу они не имеют ни малейшего отношения. Всё это есть, например, в «Записках аполитичного» (1918) Томаса Манна.
Нечто похожее заявил Игорь Холманских, начальник сборочного цеха «Уралвагонзавода» из Нижнего Тагила. Он пролил бальзам на раны Путина в ходе декабрьской прямой линии:
«В трудные времена, Владимир Владимирович, вы приезжали к нам на предприятие и помогли нам. Спасибо вам за это. Сегодня наш многотысячный коллектив имеет заказы, имеет зарплату, имеет перспективу, и мы очень дорожим этой стабильностью. Мы не хотим возврата назад. Я хочу сказать про эти митинги. Если наша милиция, или, как сейчас она называется, полиция, не умеет работать, не может справиться, то мы с мужиками готовы сами выйти и отстоять свою стабильность, но, разумеется, в рамках закона»
Холманских противопоставил «горлопанам» с Болотной, которые «присвоили себе право говорить от имени всего народа», провинциальных рабочих и крестьян, которым «некогда сидеть в интернете, некогда митинговать», потому что они работают. Путин настолько оценил этот глас народа, что в мае 2012-го назначил Холманских своим полпредом в Уральском федеральном округе.
Похоже, тогда президент окончательно понял, что его электорат — не политически ненадёжный креативный класс, который вечно недоволен властью.
Но разве на самом деле не Холманских и ему подобные хотят «возврата назад» — к оборонному госзаказу советских времен? Разве стабильность в их понимании не является нежеланием меняться, конкурировать, развиваться? Их так воспитали — у мировой державы должна быть сильная армия, которая немыслима без танков. На взгляд столичного либертарианца, рабочий из Нижнего Тагила — обычный иждивенец, решивший, что раз государство однажды начало платить ему за производство танков зарплату, то и прекратить его содержать не имеет права. Неважно, востребованы ли нынче танки или они остались в XX веке. Но в родном городе он — герой, который «куёт обороноспособность», пока в столицах воруют и чешут языком.
Опрос ВЦИОМ в марте 2012-го показал, что об акциях «За честные выборы» слышало вдвое меньше россиян, чем о митингах в поддержку Владимира Путина, о которых без конца рассказывали по телевидению. В материалах каналов ОРТ, НТВ и «Россия» рассказывалось, что это оппозиция платит своим сторонникам за участие в акциях, и она же фальсифицировала результаты выборов на деньги «врагов России». Любое обвинение оппозиции возвращалось ей по принципу «сами дураки». Обыватель не был силен в политических хитросплетениях и, в конце концов, проникался глубоким безразличием к «столичным делам».
И вот когда власть поняла, что к ней переходит инициатива, она начала говорить с Болотной с позиции силы.
Когда же это произошло? Весной 2012 года. К тому времени Путин уже стал президентом в третий раз, а оппозиция не сформировала ни политической партии, ни хотя бы программы действий. Хотя креатива участникам хватало с лихвой. 34 тысячи участников общегражданской акции «Большой белый круг» взялись за руки на Садовом кольце и реально замкнули многокилометровый круг.
Но тогда же, с начала марта, всё больше акций стал разгонять ОМОН, а 6 мая во время «Марша миллионов» случилась первая серьёзная заруба протестующих с полицией. Пострадали 29 сотрудников, четверо из них были госпитализированы. С блюстителей порядка срывали каски и кидали в Водоотводный канал. Хотя бойцы задержали более 400 человек, пресс-секретарь президента Дмитрий Песков заявил, что надо было размазать печень митингующих по асфальту.
Поначалу никто не думал, что из той потасовки вырастут уголовные дела с реальными сроками. Всё-таки никто не убит и не искалечен.
Последние массовые беспорядки такого размаха были зафиксированы в Москве в октябре 1993 года, когда почти всех участников амнистировали. Тем не менее, по «болотному делу» судили 37 человек, в том числе и за брошенный в сторону силовиков лимон. Больше всех как организатор массовых беспорядков получил Сергей Удальцов — 4,5 года.
Госдума вплотную занялась разработкой нового репрессивного законодательства. Штрафы за нарушения на митингах увеличили в разы, в Уголовный кодекс вернулась статья за клевету, а под «государственной изменой» теперь можно понимать получение иностранного гранта на развитие демократии. Для оппозиционеров стало привычным делом собирать средства на адвокатов для политзаключенных, оспаривать экспертизы и решения судов.
Оппозиционеры хоть чего-нибудь добились в политическом плане? Почти ничего. Кремль вернул выборы губернаторов, но кандидаты должны были пройти два фильтра — муниципальный и президентский. А значит, оппозиционного кандидата всегда можно было «завернуть». Снизили порог для регистрации политических партий, но дали Минюсту набор новых инструментов, чтобы находить у них нарушения. Результаты парламентских выборов декабря 2011 года не были пересмотрены, председатель ЦИК «волшебник» Чуров сохранил должность.
Как выглядело оппозиционное движение после Болотной? Довольно хило. Прежней массовости в 2010-е достичь больше не удавалось.
Тысячи «белоленточников» уехали за границу, поскольку в России затормозился экономический рост, а долгосрочные перспективы страны выглядели тревожно. При этом цены на недвижимость в Москве были на пике, и народ без всякой политики соглашался превратить столичную «двушку» в дом с бассейном на Коста-Бланке. Даже старики приобретали жильё в Болгарии и Черногории, а предприниматели, составлявшие немалый процент «белоленточников», вкладывались в отели и магазины в Европе.
Специалисты окрестили новую волну эмигрантов «разочарованными». До 2016-го уезжало по 100-150 тысяч россиян в год. А число желающих эмигрировать било советские рекорды.