Кто изобрёл множительную технику, без которой сегодня мы не представляем себе нормальной жизни? Одни утверждают, что англичане, другие — русские, третьи — американцы. А на самом деле?
Вот первый источник. В нём говорится, что 24 июля 1778 года Джеймс Уатт из Бирмингема в письме неизвестному адресату с гордостью сообщил: «Недавно я открыл способ копирования… Он сделал возможным копирование всех моих бумаг».
Да-да, это был тот самый Уатт, который создал универсальную паровую машину, открывшую эру промышленной революции в мире. В наши дни Уатт по праву считается одним из величайших изобретателей в истории, но при жизни на родине он был известен и как крупный бизнесмен, владелец завода паровых машин. А большой завод — это ещё и большой бумагооборот. Так что множительный аппарат, наряду с другими своими разработками, Уатт придумал не столько из любви к изобретательскому искусству, сколько в силу надобности.
Не буду углубляться в технологию, которую создал Уатт. Скажу только, что её принцип позже был использован в технологии офсетной печати.
Уже через два года Уатт создал компанию по производству своих копировальных машин и в первый же год реализовал 150 аппаратов, причём не только в Европе, но и по ту сторону океана. Однако это не означает, что все были рады уаттовской новинке. Некоторые, в том числе высокопоставленные госслужащие, отнеслись к ней настороженно. А руководство Английского банка даже попыталось обвинить изобретателя в том, что он помогает фальшивомонетчикам.
По другой версии множительная техника — детище Михаила Алисова из Курска. В начале 1870-х годов Алисов создал наборную машину, названную им «Скоропечатник». Машина, судя по всему, представляла собой разновидность пишущей машинки. Но в ней имелось принципиальное отличие — она действовала методом, который позже станет литографским способом печати. Приложив литографскую бумагу к литографскому камню, изобретатель получал печатную форму, а дальше — оттиски в нужном количестве. Фактически это была всё та же наборная машина, первая в истории литографского дела.
Михаил Иванович происходил из дворянской семьи среднего достатка, окончил гимназию в родном Курске, а затем физико-математический факультет в Харьковском университете, где получил звание кандидата естественных наук. Всё это свидетельствует не только о даровитости самого изобретателя, но также о высоком качестве образования, которое давали русские провинциальные учебные заведения в начале второй половины XIX века.
Ну, и, наконец, третьим в этом ряду оказался Томас Эдисон. Он в 1903 году создал первый в истории факсимильный множительный аппарат. Тот самый, которым — после различных усовершенствований — сегодня пользуемся все мы. Эта техника с самого начала качественно отличалась от своих предшественниц. Она основана на электрографическом методе печати.
У нас копировальная техника стала широко доступна только в начале 1990-х годов. До этого советским людям был известен только один способ копирования — копирка, чёрная или фиолетовая. И многие помнили строку из песни Александра Галича: «“Эрика” берёт четыре копии…». «Эрика» — это гэдээровская пишущая машинка, а четыре копии получались за счёт той самой копировальной бумаги.
Но вот что интересно: в СССР пишущие машинки и копировальная бумага продавались в магазинах свободно, однако на праздники в учреждениях и на предприятиях все машинки надо было принести в первый отдел, и там их запирали до начала следующего рабочего дня.
Власть явно боялась, что кто-нибудь всеми правдами и неправдами проберётся на своё рабочее место и станет печатать листовки или какую-нибудь другую антисоветчину. Очевидно, бдительные товарищи полагали, будто в будние дни заняться таким делом совершенно невозможно.
Кто-то, несмотря ни на что, всё же печатал антисоветские листовки, политические воззвания и призывы, но это была такая редкость, о которой мало кто слышал. А вот запрещённые стихи, рассказы, повести и даже романы, исполненные на машинке, нередко к тому же вручную переплетённые, ходили по рукам с середины 1950-х годов.
Самиздат, за который в иных случаях давали реальные сроки, с каждым десятилетием, вплоть до конца 1980-х, становился всё более массовым. Запрещённое читали все, кто хотел. Потом, когда развернулась горбачёвская перестройка и начали публиковать всё, что ещё вечера было под запретом, грянул читательский бум. Но когда бум закончился, остались только те, кто любит читать, а тиражи упали до трёх-четырёхзначных чисел. И стало, наконец, понятно: при свободе копирования пиши, что хошь, — абсолютному большинству это абсолютно неинтересно.
