Информация должна быть короткой, картинка — наглядной. Поэтому СМИ всегда упрощают. В итоге приезжаешь в другой город, а там всё незнакомое. Реальное путешествие — всегда масса открытий.
Прага
В августе 1990 года я впервые попал в Прагу.
Всего девять месяцев назад произошла «бархатная» революция. В изголовье Вацлавской площади на клумбе стояли портреты погибших в декабрьских событиях девушек и юношей, и перед каждым портретом горела свеча. Стоило пройти по площади чуть ниже, и на стенах под сводчатой полутёмной аркой можно было различить тёмные пятна крови — здесь стреляли в людей.
На пражских столбах были расклеены портреты Вацлава Гавела, и старушки, проходя, нежно гладили лицо первого, после Томаша Масарика, законно избранного президента.
А буквально на соседней узкой улочке дежурили двое полицейских. Один — на одной стороне, другой — на другой, метрах в двадцати выше. В городе стояла адская жара, и они лениво утирали рукавом пот со лба, покуривая сигареты. В то лето вся Европа ринулась в Прагу, открытую, наконец, для иностранных туристов. И эти двое не пропускали ни одной машины с чужими номерами. Коротким взмахом жезла они останавливали очередного гостя и принимались с недовольным видом что-то говорить.
— Парле ву франсэ? — спрашивал испуганный иностранец. — Ду ю спик инглиш? Шпрехен зи дойч? Итальяно? Эспаньоль?..
В ответ полицейские отрицательно качали головой и продолжали гнуть по-чешски что-то своё. Полицейский и вообще-то явление опасное, а в чужой стране да к тому же едва сбросившей коммунистический режим — тем более. Водитель совал в руку полицейским пять дойчмарок, или пять долларов, или двадцать франков, и те сразу отворачивались, давая понять, что конфликт исчерпан. А затем поджидали следующего иностранца…
Уже накануне отъезда я упросил нашу хозяйку, у которой мы жили, позволить мне сдать пустые бутылки. В тесной комнатке среди тары с посудой сновал небритый старик с прилипшей к губе сигаретой. Когда я выставил на прилавок свою батарею, он тут же принялся что-то быстро-быстро объяснять.
— Пан, не так рыхло (быстро)! — попросил я.
Он повторил то же самое, но медленней, и мгновенно всё стало ясно: из-под «кока-колы» не принимаем! И я облегчённо вздохнул, потому что окончательно почувствовал себя, как дома.
Ещё одна сценка из августовской Праги 1990 года. Уже не столько чешская, сколько советская.
На той же Вацлавской площади перед универмагом стоят две тётки и, перебивая друг друга, показывают пальцами на выставленные в огромной витрине товары:
— Да ты подывысь! Гля, яка кохфточка гарная! Не, ты тильки подывысь!
Этих бедолаг можно было понять: в СССР в те дни во всех магазинах было абсолютно пусто, хоть шаром покати, а рубли в Чехии уже больше полугода не меняли на кроны даже под дулом пистолета.
Петербург
Считается, что Петербург — европейский город. Здесь с самого начала было много иностранцев, строили его главным образом иностранные зодчие, да и сам он всегда косил одним глазом на Запад. Тем не менее академик Дмитрий Лихачёв считал: «Петербург — русский».
Пожалуй, это крайние мнения, а с компромиссной точки зрения, Петербург скорей полукровка. Подобно Анне Ахматовой, он мог бы сказать о себе: «Я был тогда с моим народом. Там, где мой народ, к несчастью, был». Тогда, и не тогда, к несчастью и к счастью…
Петроград-Ленинград не любил Москву с 5 марта 1918 года, когда она лишила его столичного звания и отдала на разорение Григорию Зиновьеву. Потом большевистская первопрестольная обрушила на Питер безжалостные чистки 1920-х и 1930-х годов, измордовала так называемым «ленинградским делом» и, наконец, превратила в «великий город с областной судьбой».
Однако обиды Северной Пальмиры не совсем понятны. Ведь антипитерская политика исходила не от Москвы — от коммунистических правителей, которые там заседали, а власть коммунисты захватили прежде всего именно здесь, в Петрограде. Причём Петроград, охваченный тогда большевистским безумием, сдался практически без боя, тогда как Москва воевала с узурпаторами почти неделю, и воевала по-настоящему, даже с применением артиллерии.
Из петербургской топонимики: набережная Зимней козявки.
Личность
— Да, я не готовлю обед, не хожу в магазины за продуктами и не убираю квартиру. Но я выполняю другую, не менее важную, супружескую обязанность!
— Смерти мне ещё рано бояться. Я пока боюсь только старости.
Кто бы тебя ни вывел из себя, возвращаться придётся самому.
