Многие полагают, что фамилия, имя и отчество достаются нам случайно — по факту рождения. Когда-то и мне так казалось. Но жизнь опровергла столь поверхностное суждение. ФИО — это клички (прозвища).
Закон всемирного притяжения клички к человеку открыл ещё гениально-таинственный Николай Васильевич Гоголь. Задолго до нашего времени в «Мёртвых душах» значение кличек в жизни каждого человека и общества в целом он изложил с исчерпывающей полнотой. Вспомните хотя бы яркую сцену — разговор Чичикова с крепостными Плюшкина…
К сожалению, открытие великого классика постигла типичная для России судьба, его забыли с размашистой безалаберностью. Так и не был создан центр по изучению кличкологии, не издавался журнал «Вопросы кличкографии», никто не защитил открытие свидетельствами и патентами, ни единой лицензии не было продано в другие страны. Полезное к нам не прилипает. Только два ведомства применили на практике открытие Гоголя. МВД — для учёта воров и бандитов, а также КГБ–ФСБ — с целью сокрытия своих внутренних и внешних агентов.
Народ наш — как всегда — обошёлся без всякой науки. Привычка честить начальство, без оглядки на изысканную лексику, стала всенародной. Клички быстро вошли в частный и служебный обиход, и забурлила могучая река через всю нашу историю и территорию…
Первая кличка — «Кабан» — прилипла ко мне в пятилетнем возрасте. Наблюдательные и всё подмечающие детки оценили постоянную заботу моей еврейской мамы о достойном питании своего бедрастого сыночка. Детки прилепили кличку, не упустив также личного фактора, ибо, как известно, кабан в гневе — животное чрезвычайно неласковое, и связываться с ним в этом состоянии себе дороже.
В школе, от первого до десятого класса, и товарищи, и учителя называли меня просто Додиком, так что никакой дополнительной клички не требовалось.
В институте родилась льстившая мне кличка «Медведь». Она подчёркивала некоторую мою косолапость, мохнатый лыжный костюм, в котором я ходил в зимние дни, а кроме того, возможно, силу, ибо я занимался штангой и даже входил в сборную нашего института по перетягиванию каната…
На заводе, где я работал после окончания института, клички не было. Её роль выполняло обозначение моей должности — мастер. Если выписанный мною наряд приходился бригадиру по душе, это слово произносилось уважительно, если нет — уничижительно.
В ЦНИИ морского фота клички пошли косяком. Явление это для научной среды типичное. В редких случаях кличка носит подчёркнуто уважительный характер — «Папа» (Абрам Фёдорович Иоффе), чаще отражает какой-нибудь внешний признак — «Борода» (Игорь Васильевич Курчатов), создаётся усечением фамилии — «Дау» (Лев Давидович Ландау) или сводится к двум заглавным буквам имени-отчества. Так звали меня — «ДТ», в глаза и за глаза.
В стандартном сокращении ДТ были два личных нюанса, о которых я не могу умолчать.
Первый из них — насильственный. Любой мелкий начальник, который ближе других начальников стоит к людям, заставляет их делать то, что по своей воле они делать не хотят. Он — железный инструмент государства, которым оно «закручивает гайки», выворачивает из уютных гнёзд «винтики» и т.д. Умные и тактичные начальники делают это в мягкой, тактичной манере. В этом случае у людей создаётся иллюзия свободного труда и не возникает потока жалоб в компетентные инстанции. Если по-простому — никто не катит бочку на своего начальника и не рассылает телеги наверх.
Моя манера принуждать людей к работе поначалу была жёсткой, нетактичной и даже неуёмной. Отсюда и гремящее «ДТ» — аналог известного в ту пору дизельного трактора ДТ-54.
После пятидесяти я, наконец, поумнел и понял: стремительная, безостановочная танковая атака — не лучший метод общения с людьми. Часто и теперь в моей памяти возникает картина из военного детства: по степи, закрыв небо и заглушая все звуки жизни лязгом гусениц и грохотом двигателей, несутся десятки танков с чёрно-красными крестами на башнях…
Машинистка Анна Иосифовна, женщина умная и проницательная, тогда же прилепила мне ещё одну кличку — «Волкодав», добавив при этом смягчающее пояснение:
— Но в бархатных рукавицах.
Кличка имела веские основания. Часто именно в наш сектор из Министерства поступали внеплановые задания, и мне приходилось заставлять людей работать сверх всякой меры, в чём теперь искренне раскаиваюсь.
Кроме того, поскольку для некоторых сотрудников с антисемитским уклоном моё не совсем русское имя-отечество Давид Тойвович — было постоянным раздражителем, они с готовностью и, подозреваю, с лёгким сердцем заменяли его сокращённым «ДТ». Даже в телегах наверх, то есть в райком КПСС, часто употреблялась эта аббревиатура.
В те же годы появились клички, которые за четверть века до реальных событий предвосхитили мою причастность к литературным занятиям.
Сотрудница сектора, недовольная каким-то моим решением, в сердцах воскликнула:
— Чёртов Чапек!
И эта кличка прилипла ко мне намертво. С тех пор женская половина сектора за глаза иначе, как «Чапеком», меня не величала.
О второй кличке того же рода — «Писатель» — расскажу чуть подробней.
Долгие годы мы с женой и маленьким сыном снимали комнаты и углы в коммуналках. Жена преподавала в школе, я мотался по всему городу в аспирантских заботах. Всю информацию о семье любопытные соседки черпали из бесед со словоохотливым сыном.
За несколько дней до описываемых событий я принёс с работы толстенный отчёт, который как-то свалился с полки, висевшей над детской кроваткой, и упал на ноги засыпающему сынишке. Реакция четырёхлетнего сына была спокойной, я поставил отчёт на место, и всё пошло своим чередом. Происшествие с падением отчёта вроде забылось.
Но однажды, вернувшись вечером домой и не застав сына в нашей комнате, я отправился по длинному извилистому коридору в кухню, из которой доносился детский голосок. Шла очередная беседа соседок с источником информации. Разговор заставил меня приостановиться.
— Чем же занимается твой папа? — спросила одна из соседок.
— Пишет книги, — с уверенным достоинством ответил мой сын.
— Какие книги? — удивилась соседка.
И в ответ прозвучало гордое:
— Толстые, твёрдые!
Когда в 1978 году вышла из печати моя 300-страничная «Ремонтопригодность морских судов», которую многие специалисты в стране сочли полезной, родилась кличка «Классик». Тем, кто приходил в наш НИИ и, в частности, к нам в сектор, говорили:
— Вам нужен живой классик? Он сидит вон там, в углу.
Я отшучивался:
— Уже полуживой…
