До сих пор и в самой Германии, и за её пределами многие недоумевают: как же вышло, что народ, создавший такую культуру, давший миру Баха, Гегеля, Гёте, братьев Гримм, превратился в нелюдей.
12 ноября 1917 года князь Пётр Кропоткин написал небольшую статью, которая была тут же опубликована в виде 12-страничной брошюры. Статья называлась «Последствия германского вторжения». Октябрьская революция совершилась несколько дней назад, до юридического оформления на политической карте Германии национал-социализма оставались считанные годы.
«Далеко вперёд видел он», — написал Максим Горький о Ленине. А о Кропоткине не написал. Проморгал. Между тем князь-революционер в своём манифесте, основываясь на событиях Первой мировой войны и войн ХIХ века, предсказал то, что может произойти, если немцы перейдут границу России, и что фактически произошло потом, через два десятилетия, когда Германия стала нацистской.
Вот лишь краткий фрагмент:
Чего следует ожидать от немецких армий, если они дойдут до Петрограда, совершенно ясно из того, что они делали в Бельгии и Польше… Со времени войны 1870–1871 года германские армии боятся всенародного восстания хуже чумы; а потому, занимая города и деревни, они строго прикажут офицерам, как это было сделано в Бельгии, при первом же выстреле, раздавшемся из народа…, расстреливать мужчин, пачками человек по ста, а женщин — заставлять рыть на улицах могилы и закапывать в них жертвы панического страха, охватывающего немецкие войска при одном намёке на народное восстание.
Затем, следуя той же политике, какой они следовали в Бельгии, немцы будут выбирать из рабочего населения наиболее крепких и здоровых и отсылать их в рабство в те области, которые они решат оставить за собою, — Лифляндию, Курляндию, Литву, — или в Пруссию. Там их заставят работать на войну, против своих же русских братьев… Причём не мешает также помнить, что немцы всегда делали различие между областями, которые они надеялись удержать за собой, и теми, из которых они были вынуждены отступить. С этими последними они обращались просто зверски…
Сегодня нам говорят, что немцы принесли публичное покаяние за содеянное в годы Второй мировой войны, что они испытывают всенародный комплекс вины. Наверное, кто-то в Германии испытывает эти чувства совершенно искренне, но явно далеко не все. Достаточно вспомнить марши неонацистов со свастиками на груди по улицам германских городов. И не только германских. Бывшие эсэсовцы и их наследники сегодня беспрепятственно топчут мостовые в городах Украины стран Балтии.
Однако есть и другие «симптомы», на первый взгляд — почти безобидные, не бросающиеся в глаза, но тихо, исподволь действующие на подкорку любителей порассуждать о полноценных людях и недочеловеках.
Вот совсем недавняя история. В канун 75-летней годовщины снятия блокады Ленинграда крупнейшая ежедневная газета ФРГ Süddeutsche Zeitung выступила со статьёй, в которой осуждалось проведение военно-исторического парада на Дворцовой площади.
Проводя военный парад в честь снятия блокады Ленинграда и представляя блокадников как героев, — писала автор статьи, — российские власти хотят сделать акцент на усилении национальной гордости, а не на памяти.
Их пугает наша национальная (не националистическая!) гордость, они упрекают нас в отсутствии памяти. Нас, где в каждой семье, поколение за поколением, бережно сохраняются документы и фотографии военных лет. Нас, идущих в колоннах Бессмертного полка с портретами отцов, дедов и прадедов…
Какие парады? — читает где-то во строках, а где-то и между строк немецкий читатель. Какие герои? Всё это пропаганда российских властей, которые пытаются представить блокадников как героев, мужественно сопротивлявшихся доблестным оккупантам. Какое сопротивление, если эти люди едва держались на ногах от голода, ели клей и кошек, и даже себе подобных?
Но почему же тогда эти доблестные вояки не проехали по улицам Ленинграда на танках? Почему уже летом 1942 года колоннами пленных голодранцев, а не победителями, шли они по асфальту Невского проспекта — вдоль стоявших на тротуарах тех самых блокадников?
Тех самых ленинградцев, кто после жесточайших боев остановил врага у стен города, кто два с половиной года держал оборону, отражая все попытки гитлеровских дивизий разорвать кольцо, кто ковал победу на заводах и фабриках осаждённого города, обеспечивая фронтовиков оружием и боеприпасами, одеждой и обувью, кто водил полуторки и баржи по Дороге жизни?.. В Ленинграде продолжали работать радио, театры, школы и детские сады, хотя, конечно, далеко не все. И всё это делали люди, едва стоявшие на ногах, это правда. Но не ставшие на четвереньки — и это главная правда.
Моя еврейская прабабушка погибла в блокадном Ленинграде в июле 1942-го. Она лежит сегодня в тиши Преображенского кладбища рядом с детьми и внуками, рядом с памятником, который поставил её сын Борух своей жене Хасе, моей бабушке, ещё в 1940 году. И вот, недавно, я вдруг заметил на нём то, на что не обращал внимания многие годы, — мелкие щербины и выбоины, примерно такие же, как на одном из постаментов клодтовским коням на Аничковом мосту, только помельче. Следы от немецких бомб, разорвавшихся где-то рядом.
Всё у нас рядом, стоит только обернуться.
Вспомнил прабабушку, не могу не вспомнить и прадедушку, её мужа, до войны с фашистами не дожившего. Но какими-то невидимыми нитями и его судьба связана с жертвами этой войны.
Последняя весть о нём из прошлого — Справка № 4326 от 29 апреля 1925 года, выданная его жене Г.Я. Иоффе «в том, что её муж Х.Б. Иоффе в 1919 году убит бандитами в д. Каменки».
Случилось это трагическое событие 28 января, а 3 февраля он был похоронен на станции Дубровка в Белоруссии. Дубровок в Белоруссии и в России было в те времена (да и сейчас) великое множество, но железнодорожная станция, причём неподалёку, километрах в 30 от Каменки Вороновской волости, — была и есть одна. Каменка, бывшая в те времена большой деревней, к началу ХХI века опустела и прекратила своё существование. Но память о ней жива. Правда, связана эта память не столько с былыми трудовыми подвигами её бывших жителей, сколько с печальными событиями Великой Отечественной.
Казалось бы, какая связь между смертью прадеда в Каменке 1919 года и событиями, произошедшими здесь в 1942-м? Может быть, связь эта условна. Но она стала бы совершенно конкретной, если бы вдруг оказалось, что среди 300 или 400 человек, убитых в Каменке немцами, был бы кто-то из родных Хацкеля Берковича Иоффе. Или, что более возможно, из его бывших друзей или знакомых. И хотя речь здесь не о евреях, но о тех же злодеяниях, без упоминания о которых нельзя рассказать ни об одном из еврейских местечек — белорусских, украинских, литовских или польских.
В Каменке жертвами фашистов стали цыгане. Цыгане и русские.
В мае 1942 года полк гитлеровцев высадился в Калужской области на станции Бетлица. Они двигались через партизанские края на Брянщину и, переходя от деревни к деревне, сжигали дома, а жителей расстреливали из пулемётов.
В конце мая немцы пригнали в Каменку более трёхсот цыган. И вместе с жителями деревни — а это были в основном женщины, дети и старики — всех до единого расстреляли у местных карьеров. Там они и лежат, в одной братской могиле.
После войны на этом месте поставили памятник — скульптуру матери с ребёнком. Со временем деревня исчезла, братская могила пришла в запустение, а памятник, сделанный из недолговечного материала, начал рассыпаться. Но жители района решили его восстановить. Нашлись свои умельцы — Николай Яшутин и Александр Ляпин сумели реставрировать скульптуру, и в августе 2015 года состоялось торжественное открытие обновлённого памятника (см. снимок вверху).
…Так почему же высококультурные, как всеми считалось, немцы в Первую мировую войну оказались крайне жестокими, а в следующую, Вторую мировую, и вовсе превратились в нелюдей?
Об этом тоже написал князь Пётр Кропоткин ещё в ноябре 1917-го — немцы действовали в соответствии с тем, «чему их пресерьёзно учили сорок лет в университетах и гимназиях, т.е. чтобы русские “азиаты” удалились на восток от Москвы». Учили сорок лет после Франко-прусской войны, а затем ещё двадцать — после Первой мировой.
