17 июля 1918 года были убиты Николай II и его семья. Обычно рассказ о той трагедии ограничивается самим расстрелом, но она была неразрывно связана с тем, что происходило в те дни в стране и на Урале.
«12 июня 1918 года, часов в одиннадцать утра, вооружённая до зубов банда автомобилистов ворвалась в здание исполкома Совета и открыла частую стрельбу. Наш народный судья П.П. Шайдаков с криком “измена!” выскочил в окно, но бандитская пуля догнала его, и он повис мёртвым на прутьях железной ограды».
Так описывал начало Невьянского восстания, известного ещё, как «Мятеж автомобилистов», участник тех событий невьянский комиссар финансов Н.М. Матвеев.
Его очерк имеет довольно любопытную судьбу — сначала он был опубликован в 1957 году в Свердловске в книге «В борьбе за власть Советов. Воспоминания коммунистов — участников Октябрьской революции и гражданской войны на Урале». А в 1982-м, уже под другим идеологическим соусом, был перепечатан за границей — в книге из серии «Исследования новейшей русской истории». Называлась она «Народное сопротивление коммунизму в России. Урал и Прикамье. Ноябрь1917 — январь 1919. Документы и рассказы». И вышла в Париже под общей редакцией Александра Солженицына.
Так выглядели главные достопримечательности Невьянска в те годы. Наклонная Невьянская башня, Спасо-Преображенский собор и часовня в память о погибшем царе Александре II
Невьянское восстание длилось пять дней, а ровно через месяц в Екатеринбурге в доме Ипатьева был убит вместе со своей семьёй и домочадцами бывший российский император Николай II, народом прозванный Николаем Кровавым. За Ходынку, за 9 января и Ленский расстрел, за погибших в тюрьмах, на каторге и при еврейских погромах, поощряемых царём, за две бездарно проигранные войны, на которых погибли сотни тысяч российских солдат…
Между восстанием в Невьянске и трагедией в Ипатьевском доме нет прямой связи. Тем не менее, оба эти события отразили обстановку, в которой жил в те месяцы Урал. Разгоралась Гражданская война, с одной стороны — большевики, с другой — Белая армия, Чехословацкий корпус и самые разнообразные, часто стихийно создававшиеся и так же быстро исчезавшие в пламени боёв отряды и банды.
Пусть и отставной, но ещё живой царь стал в этой борьбе некой разменной картой. Для большевиков он был не только поверженным врагом, но и обузой — его надо было где-то содержать, причём в достаточно безопасном месте, подальше от врагов. А безопасных мест особо-то и не было. Ситуация постоянно менялась, города переходили из рук в руки. Достаточно сказать, что всего через 11 дней после убийства Николая II Екатеринбург был взят белыми и чехами.
И попади Николай в их руки, он мог бы стать знаменем, под которым можно было, пусть и временно, сплотить разрозненные силы и попытаться придать их действиям вполне определённый идеологический смысл.
О том, почему эти заметки начинаются именно с восстания «автомобилистов», скажу чуть позже. А сначала, раз уж упомянул о нём, — надо хотя бы коротко рассказать об этих самых любителях автомобилей и их пособниках.
В мае, с началом мятежа чехословацкого корпуса, Невьянск обезлюдел. «Почти все коммунисты и сознательные рабочие, — писал Матвеев, — не менее 700 человек — ушли на фронт с отрядами Красной гвардии. В городе не осталось никаких вооружённых сил, за исключением так называемых автомобилистов, с которыми и связана история контрреволюционного невьянского восстания».
При наступлении немцев на Петроград в феврале 1918 года из Луги в Невьянск вывезли техперсонал и охрану военизированных автомастерских. Публика здесь была довольно пёстрая, по политическим пристрастиям большей частью меньшевики и правые эсеры, всего около трёхсот человек, с винтовками, пулемётами и даже с бронемашинами.
«…Поведение автомобилистов, — продолжал Матвеев, — сразу внушило нам, коммунистам, подозрение. Напившись, они орали похабные песни и грозились:
— Вот погодите, мы ваших комиссаров скоро подкомиссарим…»
Лозунги мятежников были типичными по тому времени для эсеров и меньшевиков: долой комиссаров-большевиков, вся власть Учредительному собранию!
В военный штаб восставших вошли, вместе с автомобилистами, представители местной буржуазии, старого чиновничества, кулаков. Всех тех, кого новая власть никак устроить не могла. Штаб сформировал дружину, собрав в неё около пяти тысяч человек. Советы в городе и окрестностях были разогнаны, около 60 советских и партийных работников, по совам Матвеева, были арестованы, часть из них расстреляли, но расправиться со всеми мятежники не успели.
Через пять дней Невьянск освободили отряды красногвардейцев из Нижнего Тагила и Екатеринбурга при поддержке бронепоезда…
А историей Невьянского восстания я заинтересовался потому, что когда-то мне рассказывала о нём бабушка Ксения, свидетельница тех событий. В том самом 1918-м Ксении Фирсовой (потом, в замужестве, она стала Ефремовой) было 18 лет, она, конечно, не знала всех подробностей дела. Поэтому, например, называла восстание кулацким, что было верно только отчасти, и рассказывала через полвека после этих событий только о том, что упомнилось и что видела сама:
— Наши мальчики, члены Союза рабочей молодежи, почти все ушли в Красную гвардию. Мы же, девочки, остались…
В Невьянске кулаки подняли восстание, это было так неожиданно. Все, кто работал в горисполкоме и горкоме партии, сидели на своих рабочих местах. Белые и кулаки, вооружённые пулемётами, оцепили здание, и всех до единого, 46 человек, арестовали. А когда подступила Красная Армия, эти кулаки всех арестованных расстреляли. Это был первый большой урон, помимо войны. Когда наши пришли, первое, что нам пришлось делать, — это организовывать похороны погибших товарищей. Конечно, мы всё делали под руководством старших, своего опыта у нас ещё было мало.
Кровь за кровь. Такой была эта война на Урале. Невьянский мятеж был одним из перепадов в этой войне, в которой побеждали то белые, то красные. Ситуация на фронтах постоянно менялась, но уже вскоре стало понятно, что июль 1918-го, когда советская власть висела на волоске, — это лишь эпизод, причём эпизод прошлого, и новая власть в России сумеет победить.
…А бывший царь со своими наследниками, да ещё в той обстановке Гражданской войны, большевикам был совершенно не нужен. Как несколько ранее, после отречения, ненужным оказался Николай II британскому монарху Георгу V, своему двоюродному брату, с которым они были похожи внешне, как братья-близнецы. После Октябрьской революции брошенный английскими родственниками Николай был обречён.
(Фрагмент из книги «100 лет с правом переписки», главы из которой можно прочитать на сайте peterburg21vek.ru)
