30 лет назад в СССР была совершена попытка госпереворота. Она стала одним из последних аргументов советских консерваторов обратить вспять горбачёвские реформы.
Что случилось? 11 января 1991 года 42-летний рабочий-сварщик из Калуги Владимир Воронцов явился в редакцию газеты «Знамя» — органа Калужского обкома КПСС. Он прошёл в кабинет главного редактора Ивана Фомина и выстрелил в него из принесённого обреза двустволки. Затем хладнокровно перезарядил оружие и добил жертву.
После этого Воронцов ранил прибежавшего на шум фотокора Геннадия Головкова и покинул редакцию. Он собирался прийти в обком, чтобы убить нескольких секретарей и заведующих отделами, но вахтёр не впустил его без пропуска. Тогда Воронцов направился в трест «Строймеханизация» и двумя выстрелами убил председателя профкома Анатолия Калужского.
Когда на поимку убийцы подняли милицию, он сам позвонил дежурному областного УВД, предупредил о своём скором визите и сдался.
Зачем он стал убийцей? Из политических соображений — считал Компартию преступной организацией.
Воронцов составил расстрельный список из восьми фамилий функционеров КПСС и ВЦСПС, каждому «предъявил обвинения» и считал листок в клеточку с собственной подписью вступившим в силу приговором. В качестве подготовки приходил в редакцию «Знамени» якобы для сотрудничества на внештатной основе, на самом деле — чтобы осмотреться и разведать кабинет главного редактора. В ходе следствия держался вызывающе, вину не отрицал. Называл Фомина «нормальным мужиком», виновным лишь в «нападках на демократию».
В молодости Воронцов трижды сидел за драки и разбои — в сумме 10 лет. На зоне относился к режиму отрицательно, сошёлся с «политическими», среди которых были «лесные братья» из Прибалтики. Но профессиональным уголовником не стал — устроился на работу, характеризовался положительно. Вступил в Народный фронт, хотя считал его лидеров «болтунами» — хотел радикальной борьбы с режимом.
Воронцова приговорили к смертной казни, но в постсоветской России он мог рассчитывать на помилование, поскольку комиссия Анатолия Приставкина представляла президенту до 13 тысяч кандидатов на освобождение каждый год. И Борис Ельцин ни разу никого не вычеркнул. Однако в 1993-м Воронцов написал главе государства письмо, в котором настаивал на приведении приговора в исполнение.
Его расстреляли за несколько месяцев до введения моратория на смертную казнь.
Что примечательно? История Воронцова даёт представление об атмосфере в империи накануне распада, где самым лютым врагом коммунистической партии оказался не интеллигент-диссидент, у которого репрессировали родителей, а отпрыск благополучной московской семьи (сын армейского полковника и заведующей рестораном). Пролетарий, на борьбу за интересы которого была направлена вся коммунистическая идеология, стал первым политическим террористом-одиночкой эпохи перемен.
Неужели в стране, где компартия правила более 70 лет, у коммунистов не осталось поддержки в широких массах? Горбачёвскую перестройку не приняли миллионы людей, в основном пожилые.
Самым громким голосом Вандеи стала 50-летняя Нина Андреева, преподаватель химии в одном из ленинградских вузов. В 1988 году она отправила в редакцию «Советской России» длиннющее письмо «Не могу поступиться принципами», после опубликования ставшее «манифестом антиперестроечных сил».
Как пишет журналист Виктор Лошак, Андреева защищала Сталина от «одержимых критических атак», ей не нравилось, что сторонники «леволиберального интеллигентского социализма» носятся с «самоценностью личности», она осуждала «духовных наследников Троцкого» и по традиции во всём обвиняла евреев. А главное — ей категорически претили «псевдоперемены», пленившие заблудшие сердца её студентов. Позже сама Андреева утверждала, что её статью перепечатали 956 газет.
Так ли это, сказать трудно. Но Лошак вспоминает, что испытанная пропагандистская машина включилась с пол-оборота. Письмо Нины Андреевой опубликовала «Советская Россия», его распространяли по каналам ТАСС и настоятельно рекомендовали обсудить в парторганизациях как важнейший документ.
Тут же из разных городов и весей бескрайней страны посыпались восторженные отклики. Советские труженики одобряли и превозносили письмо как правильное и своевременное. Райкомы, горкомы и обкомы партии спешили написать Лигачёву слова признательности: «Спасибо! Пора кончать с очернительством!».
Писатель Даниил Гранин точно выразил состояние общества в тот момент: все почувствовали себя «в поезде, который внезапно остановился, а потом поехал назад». Гласность гласностью, но бóльшая часть прогрессивной прессы не осмелилась критиковать труд Андреевой.
Однако реформатор Михаил Горбачёв выиграл аппаратную борьбу у консерватора Егора Лигачёва, отвечавшего в КПСС за идеологию. Спустя месяц Андрееву раскритиковала статья в «Правде», а следом и газеты на местах «отпустило».
Из самой Андреевой политического деятеля не получилось. В марте 1990 года она опубликовала свои апрельские тезисы к конференции созданного ею же всесоюзного общества «Единство — за ленинизм и коммунистические идеалы». Тезисы заканчивались словами: «Родина или смерть! Социализм или смерть!». Она даже ездила выступать в Северную Корею, после чего исчезла из медийного поля до лета 2020-го, когда СМИ сообщили о её кончине.
Кстати, оказалось, что единомышленников у Андреевой и сегодня не то чтобы мало.
