Эта песня вышла в открытое плавание 82 года назад, но многие её знают и сегодня. «В кейптаунском порту с какао на борту…» Ну как же, это ведь знаменитая «Жанетта»!
Про историю создания этой песни чего только не написано! Но вот реальный рассказ Трудослава Залесова, соавтора слов этой песни, написавшего всего несколько строк этой песни и видевшего, как его друг Павел Гандельман сочинил весь текст до последней строчки…
Трудослав Дмитриевич Залесов родился в 1924 году в Ленинграде. С началом Великой Отечественной вступил в Народное ополчение, но в те дни 17-летнего мальчишку на фронт не пустили. В ноябре 1941-го его зачислили радистом-телеграфистом в полк связи, а после снятия блокады перевели в артиллерийский полк.
Трудослав Дмитриевич участвовал в боях на подступах к родному городу вплоть до 1944 года, когда его направили на учёбу в артиллерийское училище. Майор в отставке, он был награждён орденом Отечественной войны и медалями, в том числе самой дорогой для всех жителей и защитников Города — «За оборону Ленинграда».
Таковы официальные сведения о боевом пути этого человека. А был худеньким, невысокого росточка, тихим, удивительно скромным питерским интеллигентом.
— В конце января 1943-го после прорыва блокады положение на Ладожском направлении стабилизировалось. И транспортники, медики, зенитчики, связисты тут же засуетились, стараясь обустроиться поудобнее. Да как это сделать, если на месте деревень сплошь пепелища, лес иссечён снарядами и бомбами чуть не до кустарника, а мороз пронизывает до костей? Оставалось одно — пока светло, жгли костры, отогреваясь вокруг огня, а ночью рыли оттаявшую под кострищем землю и сооружали нехитрые землянки.
И вот в один из тех дней шагаю я, артиллерийский связист, со своей тяжеленной катушкой телефонного провода, тяну новую линию. Приказ, как всегда в таких случаях, срочный, поэтому согреваюсь на ходу. Вдруг где-то далеко впереди едва слышный, но очень знакомый мотив. Стараюсь идти ещё быстрее, и вот уже долетают обрывки слов, по которым я без труда складываю давно затверженные наизусть строки:
В кейптаунском порту
С какао на борту
«Жанетта» доправляла такелаж…
У костра какой-то солдат поёт простуженным баритоном «Жанетту», а вокруг сгрудилась прифронтовая братия. Кто-то подпевает, кто-то лишь слушает, но по всему чувствуется, эта песня про далёкий и неведомый Кейптаун здесь своя, родная. «И не было забот, / И горе не придёт — / Здесь люди объясняются без слов!».
Для меня эта песня всегда была родной по-особому. Ведь она родилась на моих глазах. Было это такой же морозной зимой, всего тремя годами раньше, но совсем в другой, довоенной, ещё школьной жизни.
Однажды мой приятель Павка Гандельман вдруг предложил написать песню. Мы учились в девятом классе 242-й ленинградской школы, обоим — по шестнадцать лет, а это как раз тот возраст, когда тебя начинает распирать дух творчества. Поэтому я тут же согласился. О чём будет песня, спорить было нечего — конечно, о морской романтике. Место действия мы искали по глобусу и выбрали, само собой, безморозную Африку, самую южную её точку — Кейптаун. Да и само слово звучало красиво, напевно, от него исходил аромат прибрежной волны и дальних странствий.
Павка сызмальства был музыкален, тем не менее мелодию решил позаимствовать из шутливого шлягера, который исполнял Леонид Утёсов: «Моя красавица всем очень нравится, походка нежная, как у слона…».
Сочинительство шло прямо на уроках. Павка набросал начало, передал мне листок бумаги, и я приписал несколько строк. Но вслед затем Павка увлёкся и в одиночку, за пару дней придумал всю песню от начала до конца. Я был не в обиде, ведь мой товарищ был без пяти минут поэтом, посещал Дом литературного воспитания школьников (ДЛВШ).
К тому же Павкины стихи про моряков с «Жанетты» мне так понравились, что я сразу понял: лучше даже у Лебедева-Кумача не получится.
В январе 1941-го мой друг поступил в Военно-морскую медицинскую академию. С началом войны попал в кронштадтскую Школу оружия, потом воевал на Сталинградском фронте и чудом остался жив — там, на берегу Волги, из двух сотен курсантов полегла ровно половина. После Победы окончил Академию и служил военным медиком на Балтийском флоте, в Поти, в Караганде, даже в Финляндии, а затем двадцать лет работал на военной кафедре Ленинградского педиатрического института. Вышел в отставку полковником медицинской службы.
А песня все эти долгие годы продолжала жить. Поскольку Гандельман никогда не афишировал своего авторства, многие стали считать, будто «Жанетта» появилась давным-давно; по крайней мере, ещё до революции.
Валентин Пикуль, цитируя её в своём «Моонзунде», так и написал: мол, старинная матросская песня. Пикуль жил в Риге, и адреса его я не знал. Поэтому решил написать Виктору Конецкому, который состоял с Пикулем в давней дружбе. Виктор Викторович вскоре мне позвонил, расспрашивал о том, как родилась «Жанетта», о её авторе. А вскоре позвонил и Гандельману.
Этот телефонный разговор с создателем легендарной песни красочно описан Конецким в повести «Третий лишний». Если в двух словах, писатель настойчиво приглашал Павла Моисеевича приехать, но тот наотрез отказался, причём далеко не в парламентских выражениях. Повесть, конечно, произведение художественное, а потому допускает творческий вымысел. На самом же деле писатель звонил уже далеко за полночь, был явно навеселе и звал в «Асторию», где тёплая компания каких-то моряков, изрядно поднабравшись, задумала спеть «Жанетту» с её автором. Так что отказ Гандельмана был вполне понятен.
Строки о волнующих событиях в кейптаунском порту звучала не только в застольях. Эту песню часто пели в электричках, на вокзалах, в туристских походах, дальних плаваниях… Сегодня иногда исполняют даже с эстрады.
При этом «Жанетта» давно успела претерпеть не одну народную обработку. Иногда, к сожалению, исчезает упоминание о Жюле Верне, зато возникают упрощения и приблатнённый налёт. К примеру, появляются всякие «Они пойдут туда, / Где можно без труда / Найти себе и женщин и вина» или: «…и юбки узкие трещат по швам».
Впрочем, сами по себе разночтения неудивительны, и в них нет ничего плохого. Важно только, чтобы наивная мальчишеская романтика не подменялась пошлостью.
На фото Стаса Левшина: Павел Гандельман
P.S. Мне остаётся добавить, что эту музыку в 1932 году написал американский композитор российского происхождения Шолом Секунда для постановки в Бруклине (США) мюзикла I Would If I Could. Мелодия Секунды стала одной из самых популярных в ХХ веке, только в СССР она послужила основой для четырёх песен.
Павел Гандельман. «Жанетта»
В кейптаунском порту
С какао на борту
«Жанетта» доправляла такелаж.
Но прежде чем идти
В далёкие пути,
На берег был отпущен экипаж.
Идут-сутулятся,
Вздымаясь в улицы,
Давно знакомы им и шторм и град…
И клёши новые,
Полуметровые
Полощет весело ночной пассат.
Им дверь открыл портье,
И несколько портьер
Откинулись, впуская моряков.
И не было забот,
И горе не придёт.
Здесь люди объясняются без слов!
Здесь все повенчаны
С вином и женщиной.
Здесь быстро лечатся следы морщин.
Здесь души сильные
Любвеобильные.
Здесь каждый бог, и царь, и господин!
Они уйдут чуть свет.
Сегодня с ними Кэт.
О ней не мог мечтать и сам Жюль Верн:
Она, куда ни кинь,
Богиня из богинь
Заманчивых кейптаунских таверн.
Здесь пунши пенятся,
Здесь петь не ленятся,
Поют вполголоса, присев в кругу:
«Мы знаем гавани
Далёких плаваний,
Где жемчуг высыпан на берегу».
А в ночь ворвался в порт
Французский теплоход,
Облитый серебром прожекторов.
Когда бледнел рассвет
Пришли в таверну к Кэт
Четырнадцать французских моряков…
«Кончайте плавиться!»
«Привет, красавица!»
«Во имя Франции — на шлюпки груз!..»
Но спор в Кейптауне
Решает браунинг,
И на пол грохнулся гигант француз…
Когда пришла заря
На южные моря,
«Жанетта» разбудила сонный порт.
Но не пришли на зов
Все восемь моряков,
И больше не взойдут они на борт.
Им больше с гавани
Не выйти в плаванье,
И страны дальние не видеть вновь.
Их клёши новые,
Полуметровые,
Обильно пролита, смочила кровь…
В кейптаунском порту
С какао на борту
«Жанетта» уходила на Сидней.
Без бурь тебе идти
В далёкие пути,
Скиталица акуловых морей!..
