После Победы миллионы молодых воинов «ушли на гражданку». Большинство из них — без мирной профессии. Каждый устраивался как мог, искал себя и своё место в новой жизни.
В конце декабря 1945 года моего отца, лейтенанта, командира прожекторного взвода, после шести лет службы в РККА демобилизовали. Не знаю, где он встречал новый 1946-й — в поезде по дороге в Ленинград или ещё на Дальнем Востоке, куда их полк был отправлен после Победы над Германией добивать японцев, — но к концу января он уже наверняка был дома, в Ленинграде. А в марте в артели «Ленфото № 2» началась его трудовая биография.
Все сведения о работе отца, вплоть до начала 1980-х годов, я нашёл в его трудовой книжке и в личном деле, не без проблем полученном в военкомате.
Сведения из личного дела заслуживают отдельных комментариев, поскольку они — не один лишь сухой перечень записей о местах службы. Все события, происходившие в жизни военнообязанного человека — со дня призыва (если не сказать: со дня рождения) и до снятия с воинского учета, «вписаны» в это дело. По сути, это долгосрочная обстоятельная анкета, которая пополнялась «по мере поступления» новых сведений.
Любопытство этой анкеты не знало границ. Например, пункт 19: «Самостоятельная трудовая деятельность до военной службы и служба в старой армии». В 1952 году, когда это дело было составлено, в нём ещё звучат отголоски прошлых, даже дореволюционных времён. Анкета хочет знать всё — послужной список военнослужащего и прохождение службы, его характеристики (в том числе с мест работы) и аттестации, прохождение воинских сборов, сведения о «родителях и близких родственниках», включая, в данном конкретном случае, подноготную тёщи, отбывающей наказание по статье 58 УК РСФСР.
В сентябре 1945-го, когда, после окончания войны с Японией, они с мамой поженились, отец, конечно, уже знал, что его избранница, вчерашний командир отделения связи в его взводе, — дочь врага народа. И что этот факт может иметь определённые последствия и для его будущей жены, и для него самого, отягощённого, кроме всего прочего, пятым пунктом.
Если смотреть на этот факт с той точки зрения, которая сформировалась в нашем обществе в постперестроечные годы, в основном по книгам и сериалам, из которых следует, что у каждого советского человека в сталинские годы был дома собран узелок на случай ареста, — то можно считать, что папа совершил мужественный поступок.
Но, с другой стороны, у каждого века — свои страсти, свой уклад, и то, что происходило тогда, было, как ни страшно это говорить, чем-то вроде нормы, будничным и привычным. Есть люди, преданные делу Ленина-Сталина, а есть те, кто не предан, кто не оправдал доверия партии и встал на путь предательства, став, к примеру, японским шпионом.
Кстати, принимая участие в войне с Японией, стать японским шпионом можно было запросто. Хватило бы доноса какого-нибудь обиженного старшины. Сложно всё это было, и теперь всё это не понять. Хотя те же создатели телесериалов считают, что понимают.
«С войной покончили мы счёты…». Папа и мама. 1946 год.
Но вернусь в «Ленфото № 2», где папа проработал до июня 1949-го, три года с хвостиком, заведующим фотографией. И где, надо полагать, занимался павильонной съёмкой.
В таком ателье стояла большая камера с раздвижным мехом и объективом с крышкой. При словах «Смотрим в объектив. Сейчас вылетит птичка!» крышка снималась, и клиент, выпучив глаза, должен был две-три секунды сидеть, не двигаясь и не моргнув глазом. Большей частью люди фотографировались на документы — на паспорт, пропуск, удостоверение, на партийный или профсоюзный билет. Для фотографа работа техническая и не требующая творческого подхода.
Перед камерой стоял стул, клиент садился, фотограф к нему присматривался, после чего лёгкими движениями приводил посетителя в нужное положение: сдвигал влево-вправо, приподнимал голову, поправлял причёску. Потом вылетала птичка. И — «За карточками приходите завтра, с трёх до семи».
Совсем другое дело — портретная, художественная, съёмка! Тут был необходим и какой-никакой интерьер, и специальный свет, и даже другая камера.
Следующая, после «Ленфото», запись в личном деле: «Театр имени Ленинского комсомола. Фотограф». В то время, когда режиссёром театра, а потом и главным режиссёром был Георгий Товстоногов. Но папа проработал там всего 9 месяцев, 3 из которых провёл на первых своих военных сборах, с июня 1949-го по март 1950-го.
Чем он в этом храме искусства занимался, могу только догадываться. Первое, что приходит в голову, — фотопробы, сцены из спектаклей и прочее. Однако в театре в те годы, насколько я себе представляю, была то ли фотостудия, то ли производственная мастерская (а может, и то, и другое), которая занималась в том числе и коммерческой деятельностью. Например, выпускала открытки.
Так или иначе, папина театральная эпопея оказалась недолгой. Почему? Первая версия — простая: что-то не сложилось, не понравилось, в том числе, возможно, и зарплата. А тут как раз подвернулась возможность, и он подался на заработки, или, как тогда говорили, завербовался на стройку.
Романтическую версию исключаю. Для легкомысленного путешествия, да ещё чётко упорядоченного по срокам, берег Белого моря — не лучшее место на Земле. Да и папа был не из тех, кто бегает туда-сюда. А стройка была в Карелии. Папа об этом никогда не рассказывал и, не окажись у меня его личного дела, никогда бы не узнал я о том, что на рубеже 1950-х он ровно год проработал фотографом — как записано в деле — на «Нижневыг. ГЭС строй КФССР». Эта запись расшифровывается так: на строительстве гидроэлектростанции на реке Нижний Выг, входящей в состав Беломорско-Балтийского канала имени Сталина. Конкретно — на строительстве Маткожненской ГЭС у посёлка Сосновец, в 20 километрах от впадения реки в Онежскую губу Белого моря.
Эта ГЭС строилась в те годы в Карело-Финской Советской Социалистической Республике — союзной республике в составе СССР с 31 марта 1940 года по 16 июля 1956 года, когда республике был возвращён статус автономной в составе РСФСР и она была преобразована в Карельскую АССР.
Беломорско-Балтийский канал (до 1961 года — имени Сталина) соединяет Белое море с Онежским озером, имеет выход в Балтийское море и к Волго-Балтийскому водному пути. Построен между в 1931 и 1933 годом. Это было первое в СССР строительство, которое полностью велось силами заключённых ГУЛАГа.
Река Нижний Выг вытекает из Выгозера, впадает в Онежскую губу Белого моря двумя рукавами у города Беломорск. Её длина — 102 километра. Название происходит вероятнее всего от норвежского vug — впадина, низменность. В состав каскада нижневыгских ГЭС входили четыре станции: Маткожненская, Выгостровская , Беломорская и Палакоргская.
Сравнив записи в папиных делах, я сразу увидел разночтения. Если в военкоматовском деле фигурирует Нижневыгская ГЭС (запись была сделана наверняка с папиных слов), то в трудовой книжке следует уточнение: «Принят на работу на должность фотографа Тунгудской разнопромартели по 8-му разряду». То есть, река Нижний Выг остаётся, но выше (и южнее) по её течению, в 30 километрах от Сосновца, в районе 12–13-го шлюзов, появляется деревня Тунгуда (а вместе с ней одноимённая река и Тунгудское же озеро), где зарегистрирована столь же одноименная разнопромартель.
Само перечисление этих топонимов, услышь их Шостакович или Прокофьев, могло бы стать музыкальной темой, или одной из тем для Северной симфонии. И в ней нашли бы отражение могучая приполярная природа с её лесами, реками и озерами, морозами и северными сияниями, великая стройка с трагическим гулаговским крещендо, и, наконец, минорным лейтмотивом всей симфонии шла бы трогательная мелодия, отражающая жизнь, дела и заботы скромных и работящих тунгудских разнопромартельцев…
Фотография, как таковая, делится на две части: съёмка и печать. После Карелии папа практически перестал заниматься съёмкой и стал фотопечатником. В Комбинате изопродукции № 1 вместе со своим другом Михаилом Робским они печатали картины больших форматов, фотовыставки и разнообразные подборки.
А в 70 лет папа решил подытожить свой многолетний профессиональный опыт — написал книгу, в которой довольно чётко, но коротко изложил суть чёрно-белой фотографии и тем самым поставил ей памятник. Потому что случилось это в преддверии эры цвета, цифры и бездумной съёмки всего, что попадает на глаза.
Теперь ведь ни к чему трудиться, выставляя экспозицию (подбирая выдержку и диафрагму в соответствии с освещением объекта и чувствительностью плёнки), экономя каждый из 36 кадров, проявляя плёнку, печатая и фиксируя фотографии, и завершая всё это сушкой и глянцеванием. Не говоря уже о метоле, гидрохиноне и бромистом калии, которые совершенно неведомы современному цифролюбителю и вызовут у него скорее ужас, чем любопытство.
А папа разбирался в этой химии виртуозно. И когда у него родилась идея написать книгу, я его сразу поддержал и пообещал поспособствовать её изданию. Тем более это было несложно — я работал в издательстве, а времена были такие, что любая книга любым разумным тиражом раскупалась быстро.
Оформить папину книгу я попросил своего приятеля, великолепного графика Никиту Миртова. В итоге получилась брошюра из 64 страниц, изданная тиражом 50 тысяч экземпляров, и каждый из сохранившихся сегодня — библиографическая редкость.
Вы легко найдёте это издание в интернете, его можно и скачать. Но вот купить… В интернет-магазине OZON оно определено как букинистическое издание, с пометкой «Товар закончился».
