В жизни моих предков было всё — и радости, и горести, и тяжкие испытания. В общем-то, как и у всех…
Морозное февральское утро 1942 года. На фоне блёклого неба темнеют очертания Финляндского вокзала. На путях — несколько составов. Обычной вокзальной суеты нет, ленинградцы, которых увозят из города к Ладоге, еле передвигают ноги. Люди бредут молча, постепенно заполняя промёрзшие вагоны.
В свои 65 лет Александр Александрович Персианов выглядит глубоким стариком — истощённый и согбенный, со впалыми щеками, покрытыми седой щетиной. Светлые глаза слезятся за круглыми очками с большими диоптриями. Одно стекло треснуло и придаёт владельцу ещё более жалкий вид.
Александр Александрович добрёл, наконец, до вагона и примостился на жёстком, холодном сидении. Паровоз дохнул паром, лязгнул железом, задымил и тронулся с места. Под знакомый звук колёс Александр Александрович стал засыпать. Его долгая, трудная, но в прошлом счастливая жизнь получала шанс на спасение.
…Он родился в 1877-м в семье Александра Ивановича Персианова, счетовода механического завода села Истье Пронского уезда Рязанской губернии. Первенца нарекли Александром, крестили в сельской Рождественской церкви, построенной архитектором Василием Стасовым, известным впоследствии своими столичными работами.
Отец маленького Саши был человек просвещённый, много читал, увлекался фотографией, разводил певчих птиц, писал стихи. Мама, Анастасия Никаноровна, происходила из зажиточных крестьян, занималась детьми. Семья была большая, вслед за Сашей появились на свет четыре девочки и один мальчик.
Вместе с ними жила бабушка, Акулина Андреевна, которую Саша Персианов нежно любил и вспоминал всю жизнь. Она работала с утра до ночи, управляясь с немалым домашним хозяйством. Если она не хлопотала по дому, то что-нибудь шила, чинила или вязала.
Саша ребёнком любил вертеться около бабушки, когда она готовила еду. Любимому внуку непременно что-то перепадало — пенки с кипячёного молока, блинчик со сковородки или ложка сливок.
У Акулины Андреевны была прекрасная память. Она наизусть читала детям сказку Петра Ершова «Конёк-Горбунок», стихи, рассказывала народные сказки, знала много молитв, помнила, когда какой праздник.
Бабушку ценила и уважала не только её семья, но и все, кто её знал. Знакомые, в том числе крестьяне, часто приходили к ней за помощью. В семье их иронично называли бабушкиными «приятелями». Акулина Андреевна старалась помочь людям делом или советом, но если это не получалось, сочувствовала, жалела, а иной раз и плакала вместе с горемычным человеком. После этого людям становилось легче, уходили они не такими грустными и несчастными, как пришли.
По сельским меркам Персиановы жили в достатке, занимали квартиру в двухэтажном каменном доме при механическом заводе. В доме, кроме квартир для служащих, располагались заводская контора, аптека и магазин.
У стены, отделявшей двор дома от сада владельца завода, стояли старые станки, шестерни, валы, большое каменное точило и тому подобные интересные для мальчишек вещи. Однажды Саша пошёл к дому управляющего, посмотреть, как в парнике растут огурцы. С детства он был близорук, наклонился очень низко, упал и разбил стекло, которое порезало ему подбородок. Небольшой шрам остался на всю жизнь.
Саша рос на сельском просторе, среди рязанских полей, бегал с приятелями рыбачить на реку и в лес по грибы. Купался летом у запруды, рядом с полуразрушенной плотиной. Когда шёл дождь, вместе с ребятами прыгал по лужам и кричал:
Дождик, дождик, перестань!
Я поеду во Рязань,
Богу молиться,
Христу поклониться.
Я у Бога сирота,
Затворяю ворота,
Ключиком, замочком,
Золотым крючочком.
В семь лет Саша начал учиться в народной школе. Учителя особой добротой не отличались, трепали за уши, щёлкали пальцем по лбу, ставили в угол на колени. А бывало, схватив за волосы, били головой о классную доску. Впрочем, это не слишком удивляло — детей обычно били и дома. Особенно доставалось крестьянским ребятишкам из окрестных деревень.
Когда пришла пора, Саша поступил в реальное училище города Скопина, где жила его двоюродная сестра. В сравнении с селом Истьем Скопин выглядел настоящим городом, хотя, как Саша понял потом, тоже был селом, но большим.
Жить вне родительского дома казалось поначалу неуютно, зато появилось чувство взрослости. Успевал Саша хорошо, учеников здесь никто не бил, учителя относились уважительно, что было в новинку.
На том учёба не кончилась. Отец считал, что надо её продолжить и не иначе, как в столице. Александр Иванович приводил себя в пример, рассказывал:
— Твой дед был крепостным, забранным в солдаты. Он дослужился до унтер-офицерского чина, но рано умер. Господа, у которых твоя бабушка находилась в услужении, помогли устроить меня в военную прогимназию как сына унтер-офицерской вдовы. Учиться дальше я не мог, нужно было работать, помогать матери. Но и прогимназии мне хватило, чтобы не работать руками, а кусок хлеба иметь. Начал я службу переписчиком в губернском присутствии, а ныне — счетовод на заводе, могу за твою учёбу платить. Тебе дальше учиться нужно, выше меня пойдёшь.
Александр Иванович из села Истье перебрался в столицу империи и жил в небольшой квартире на Пушкинской улице в доме 6, недалеко от Невского проспекта и Знаменской площади. Он стал петербуржцем и в 1913 г. написал стихотворение, созвучное настроениям горожан:
Климатъ Питера нескладный
Летомъ жителямъ невмочь.
Пресловутый Питер «хладный»
Въ Июлъ душенъ день и ночь.
Всъ, кому лишь есть возможность,
Прочь изъ Питера бегутъ.
Соблюдая осторожность,
Тъмъ здоровье берегутъ.
Вотъ и я, как и другiе,
Также кинулъ градъ Петра,
И ликую въ дни благiе
Отъ утра и до утра.
Вижу зеленью покрытый
Заграничный кругозоръ.
Вид полей, луговъ открытый
Тъшит ласково мой взоръ,
И пропитанный лугами
Воздухъ свъжестью поитъ;
Солнце ж ясными лучами
Всё и вся благотворитъ.
Александр, сын Александра Ивановича, к учению был прилежен, а поездка в Петербург и взрослая жизнь в столице манила новыми возможностями.
Всё сложилось как нельзя лучше — в 1895 году он стал студентом механического отделения Технологического института. Скопин и даже Рязань в сравнении с Петербургом казались захолустьем, глубокой провинцией. Огромный город, с его площадями и проспектами, садами и парками, театрами и музеями восхищал и захватывал.
Недалеко от института находился Царскосельский вокзал. Александр часто приходил туда, его вдохновляла и романтика путешествий, и техническое устройство железной дороги. Нравился даже особый железнодорожный аромат — смесь запаха дыма, металла, машинного масла и креозота, пропитавшего шпалы. Студент-технолог, он всё больше склонялся к мысли, что хочет связать своё будущее с самым современным тогда видом транспорта.
Однако в последний год века будущей карьере мог прийти конец. Александр из чувства товарищества участвовал в студенческой забастовке, был отчислен из института и выслан из города. По счастью, через год ему удалось восстановиться.
Накануне защиты дипломного проекта пришло письмо от отца, в котором он сообщал о кончине бабушки. Александр рыдал, это событие стало для него ни с чем не сравнимым горем. Он меньше оплакивал даже маму, ушедшую из жизни очень рано, до сорока лет, в год окончания им реального училища.
В 1901-м, после окончания учёбы, Александр поступил на должность техника Главных паровозо-вагонных мастерских Либаво-Роменской железной дороги. Маршрут дороги пролегал от Либавы через Минск, Бобруйск, Гомель и Бахмач до небольшого городка Ромны на Украине. Представительное здание управления находилось в Минске на Михайловской улице.
Молодой инженер прошёл все основные должности по службе тяги — техника мастерских, помощника начальника участка службы тяги, участкового ревизора, начальника участка тяги, начальника паровозного отдела службы тяги, начальника Главных паровозно-вагонных мастерских и, наконец, помощника начальника службы тяги всей дороги.
Александру нравилась служба, приносившая обществу очевидную пользу. Нравилось, что виден результат работы, что от него многое зависит. Нравилось принадлежать к сложной, но чётко работающей системе железной дороги, где одинаково важны и люди, и техника.
Александру Александровичу было двадцать три, когда он женился на Надежде Александровне Трениной, дочери железнодорожного служащего.
Впервые они встретились в гостях. Высокая, статная, с благородной осанкой, она не могла не обратить на себя внимание. У неё был точёный носик, небольшой рот, светло-серые яркие глаза, глядевшие с некоторым вызовом. Высокий лоб обрамляли густые, вьющиеся русые волосы. В облике Надежды Александровны читались ум и характер.
Она окончила Минскую гимназию и Педагогические курсы в числе лучших учениц, свободно говорила по-французски, играла на фортепьяно, элегантно одевалась.
Александр Александрович быстро понял, что влюблён. Капиталом он похвастаться не мог, был скромен, слишком молод и только начинал карьеру. Эти обстоятельства не придавали ему храбрости, но к удивлению молодого инженера, Надя отнеслась благосклонно к его робким попыткам ухаживания.
Она видела, что свежеиспечённый выпускник Технологического института разумен в суждениях, начитан. Кроме того, он служил на железной дороге, как папа и любимые её братья Александр и Владимир. Надежда Александровна ответила согласием на предложение руки и сердца, а родители не стали чинить препятствий их браку.
Александр Александрович чувствовал себя абсолютно счастливым. В молодой семье Персиановых родились дочь Любочка и сыновья — Юрочка и Ростик.
Жалование инженера путей сообщения позволяло жить безбедно — снимать хорошую квартиру, нанимать прислугу. За служебными и семейными делами не забывали о культурной жизни. Александр Александрович много читал не только по работе, но и художественную литературу, выписывал газету «Русское слово», журналы «Русское богатство» и «Мир Божий», сам публиковал статьи в профессиональных изданиях.
Супруги время от времени выезжали из городов, где приходилось жить по долгу службы, в столицы. В феврале 1903 года, например, побывали в Москве, где каждый вечер ходили в театр. Посмотрели в Художественном пьесу «Мещане», в Большом слушали «Травиату» и «Русалку». Побывали и в цирке Саламонского на Цветном бульваре, а Надежда Александровна посетила Третьяковскую галерею.
На лето обычно снимали дачу, где проводили самые счастливые дни. Особенно памятным было лето 1913 года, когда семья отдыхала на Балтийском побережье в окрестностях Либавы. Они жили в деревянной одноэтажной даче с просторной верандой. В окна были добавлены небольшие витражи, отчего веранда всегда наполнялась радостными яркими бликами. Перед домом располагалась живописная клумба с фонтаном.
Александр Александрович на всю жизнь сохранил фотокарточку, где они с Надей и детьми вольготно разместились на залитой солнцем скамейке у так полюбившегося им дачного дома.
Железные дороги привлекали, даже очаровывали своей мощью, техническим совершенством, рациональным устройством. Однако тяжёлая и сложная техника представляла потенциальную опасность. Александр Александрович за годы службы становился свидетелем аварий на путях, обрушений мостов, пожаров в депо, несчастных случаев. Дважды он лично участвовал в тушении пожаров, а однажды сорвался с начавшего движение паровоза, но, к счастью, отделался ушибами.
В 1912-м Александр Александрович, будучи начальником Главных паровозно-вагонных мастерских Либаво-Роменской железной дороги, совершил поездку в Западную Европу с целью изучения опыта строительства и ремонта паровозов.
В течение шести недель он побывал в Австро-Венгрии, Бельгии, Германии, Франции и Швейцарии. Из каждого города присылал домой открытые письма с видами местных достопримечательностей. Причём часть открыток была адресована супруге, а часть — детям. Открытки от папы приходили даже маленькому Ростику, которому было всего три года.
Позднее эта впечатляющая коллекция открыток с видами Антверпена, Брюсселя, Берлина, Мюнхена, Парижа, Страсбурга, Женевы, Берна и Цюриха была собрана в отдельный альбом. По итогам поездки Александр Александрович написал отчёт, который потом издал в виде книги «Заметки об осмотре некоторых паровозо- и вагоностроительных заводов и железнодорожных мастерских Западной Европы».
(Окончание следует)
Фото из архива автора
