«Феномен Тютняров конца XIX и начала XX веков не даёт покоя исследователям», — так сказано в аннотации к книге Анатолия Морозова «Легенды и были села Тютняры».
А феномен заключался в том, что «тогда в этом селе проживали около 30 тысяч жителей, и по всей России славились тютнярские пимокаты, ткачи, хлебопёки. Даже самый уважаемый в Тютнярах той поры человек — член Государственной Думы Афанасий Тарасов, имея солидный капитал, иногда для души брался за любимое ремесло — фетровые шляпы. Именно оно вывело когда-то депутата в люди».
Бабушка Ксения родилась на Урале. Это мы с детства знали, как дважды два —четыре.
— В каком городе? — спрашивали мы.
— Не в городе, а в селе. Село Рождественское.
Но потом вдруг возникло село Тютняры. А в официальных документах — село Губернское.
Один человек не может родиться в трёх селах. Но в одном, имевшем в разные времена разные названия, — вполне. Если всё-таки по документам, Ксения Герасимовна Фирсова родилась 24 января 1900 года, в день памяти святой Ксении Петербургской, в селе Губернском Рождественской волости (центр — село Кузнецкое) Екатеринбургского уезда Пермской губернии. Ныне — село Губернское Аргаяшского района Челябинской области.
Ксения была четвёртым ребёнком в семье, но не последним. Из выживших будут ещё четверо, а последняя — Александра, Шура, родится через 20 лет. Герасим Гурьянович и Анна Григорьевна Фирсовы (на снимке вместе с маленькой Ксюшей) своё дело знали — несмотря на все превратности судьбы, постоянные переезды, революции и войны.
* * *
Но вернусь к селу, в котором родилась бабушка, к его истории.
История эта, надо сказать, во многом противоречива. Одни и те же «летописцы», в том числе и с учёными степенями, различно толкуют те или иные события, не говоря уж о датах. А не то просто списывают один с другого целыми страницами. Наиболее достоверным источником можно считать вышедший в 2007 году в челябинском издательстве «Книга» сборник историка и фольклориста Анатолия Морозова «Легенды и были села Тютняры».
Я попытался найти её в Петербурге — в Российской национальной библиотеке, бывшей Публичной, в которую должен поступать обязательный экземпляр каждой изданной в России книги. Но там её не оказалось. Написал в издательство, попросил коллег помочь, прислать хотя бы электронную версию. Поскольку ответа так и не дождался, попробую прояснить вопрос с помощью источника, как говорится, из первых рук.
Называется он «Летопись села Губернского», принадлежит перу священника Михаила Ивановича Христолюбова. Правда, публикаторы «Летописи» называют его Петром Михайловичем. Почему Петром? А потому, что рукопись подписана «П.М. Христолюбов». Не сверились с подлинными фактами, не подумали, что перед именем священнослужителя обычно называется его духовный сан: Протоиерей Михаил Христолюбов.
В 1899 году в селе Губернском был освящён Храм Тихвинской иконы Божией Матери. С первого и до последнего дня в этом храме служил священник отец Михаил (Михаил Иванович Христолюбов).
Храм Тихвинской иконы Божией Матери в Губернском
Священник Михаил Христолюбов когда-то был Мишей Пузиковым. После смерти матери, а затем гибели отца, рабочего Путиловского завода, его, трёхлетнего, в 1863 году отдали в приют. Попечитель приюта князь Курляндский-Христолюбов поделился с сиротой второй частью своей фамилии.
Воспитатели помогли подросшему Мише поступить в учительскую семинарию. На педагогическую стезю вступил в деревне Алапаевка Екатеринбургского уезда. Но скудного жалованья едва хватало на хлеб для разросшейся семьи (от бедности умерло шесть из четырнадцати детей).
И тогда Михаил Иванович стал священником. Первым и последним настоятелем православного храма Тихвинской иконы Божией Матери в селе Губернском. По его инициативе построили несколько школ. Авторитет Христолюбова был так огромен и бесспорен, что местное земство выдвигало его кандидатуру в члены Государственной Думы, а спустя время — в Учредительное собрание.
После Октябрьской революции Тихвинский храм, один из красивейших на всем Урале, какое-то время ещё действовал, но потом запретили в нём обряды крещения и венчания, а потом и службы. Между 1934 и 1937 годами с куполов были сброшены кресты, а с колокольни — колокола, храм закрыли. Какое-то время в нём была школа, после чего приспособили храм для сельскохозяйственных нужд.
Вместе с убитыми колоколами ушёл из жизни Михаил Иванович, которого в Губернском чтут и помнят по сей день. А в возрожденный храм сегодня идут люди.
* * *
Откуда Фирсовы пришли в Тютняры — не знаю. Может, вместе с первыми переселенцами из Саратовской губернии, а может, из других мест.
Но в Ревизской сказке села Рождественского, датированной 1 марта 1816 года, Фирсовых мужеского пола (глав семей) в возрасте от 24 до 77 лет насчитывается 6 душ: Матвей Фирсов сын, Кондратий Ильин Фирсов, Никифор Фирсов сын, Илья Фирсов сын, Леонтей Ильин Фирсов, Фадей Фирсов сын. По ревизии, проведённой в 1858 году, Фирсовым принадлежали 10 дворов. Правда, среди глав семейств ни одного Гурьяна, который мог бы, предположительно, быть отцом Герасима Гурьяновича, моего прадеда, нет.
Итак, откуда пришли — не знаю, а вот когда и куда ушли — расскажу.
Вернее, рассказывать будет бабушка, а я — комментировать, в меру, разумеется, своей осведомленности и догадливости. Мера эта, к сожалению, коротка и узковата. Любопытства и любознательности к своему прошлому (а прошлое наших родичей — это ведь и наше прошлое) по молодости не хватало, все мысли были заняты настоящим. А бабушка не особо нагружала нас своими воспоминаниями.
Однако в 1970 году я её немного порасспросил, хотя, к сожалению, и не слишком подробно. Ну, уж что есть, то есть…
Сначала о маме, Анне Григорьевне. Всю жизнь была домохозяйкой.
«Одиннадцать детей — столько ребят, когда ей было чем-нибудь интересоваться… Вот при советской власти она зашевелилась, была в женотделе, помню, что на собрания бегала».
Из одиннадцати мне известны семь. Четырёх из них, включая бабушку, я знал. И четверо, видимо, умерли в младенчестве — по тем временам ничего удивительного в этом не было.
Об отце, Герасиме Гурьяновиче.
«Все его любили, и в семье, и кругом. Гурьяныч — одно слово. До 1904 года — крестьянин. В 1904-м переехали на станцию Аргаяш, это недалеко, километров пятнадцать…»
Надо полагать, крестьянин Гурьяныч был не из зажиточных, вот и бросил это дело, решил заработать на большую семью другим путём.
«Поступил в немецкую компанию швейных машин агентом: искал покупателей, продавал, устанавливал и запускал машинки. Крестьянка-то раньше подойти к машинке не умела, так надо было всё показать, научить, как нитку вставлять, как колесо крутить.
Там отец познакомился с политическими, а в мае 1905 года, во время маёвки, его и многих из них арестовали. Посадили в челябинскую тюрьму, они оттуда сбежали. Он перебрался в Омск, стал Петром. Так до революции мы и ездили с места на место — то там его выследили, то там…
После Омска — Нижний Тагил, Екатеринбург, с 1914-го — мы в Невьянске. Отец стал работать машинистом силовых установок на электростанции, так до Гражданской войны. И всё время вёл подпольную работу. Когда в начале сентября 1918 года в Невьянск пришли белые, отец партийным комитетом был направлен в Карабаш, стал работать на электростанции, вёл подпольную работу в городе, имея постоянную связь с партизанами, которые жили в лесу. Но мы не знали, где он, а как узнали, уже в октябре, переехали к нему: мама, я, Коля, Зина и Валя — младший.
Когда, наконец, пришли наши, отец был назначен председателем ревкома. В Карабаше прожили: я — до конца 21-го года, а они — до 20-го, когда отца назначили в продотряд, а потом на работу в Екатеринбург. Так наши пути разошлись.
Меня не отпустил райком комсомола, дел было много. Тогда ведь не так было, как сейчас, обязанности не очень распределялись. Куда пошлют — туда идёшь. Скажут: сегодня собрание проводить на такую-то тему — идёшь, проводишь. Много сил отдавали на ликвидацию неграмотности, этим делом руководил комсомол.
А средств у нас не было никаких. Нужны деньги? Значит, надо что-нибудь организовать, заработать — концерты, спектакли, разная культмассовая работа. Заработаем — купим материю на знамена, бумагу и краску для лозунгов и так далее. К праздникам знамёна шить — такое веселье было: кто вышивает, кто кисти делает, разговоры разные…».
Так начиналась бабушкина история жизни. По уральским городам, вплоть до Шадринска, где родилась моя мама. А потом и вовсе — Армения, Кубань, 10 лет лагерей по обвинению в измене Родине. А после ссылки в Казахстане приехала в 1955 году к нам в Ленинград.
Вот такие Тютняры…
Снимок вверху: Село Губернское с высоты птичьего полета. 2012 год. Фото Андрея Попова
