Опять остро поставили вопрос о харассменте. На сей раз не в какой-нибудь там Америке, а на филфаке МГУ. И даже предложено уже средство борьбы — то самое, которое было высмеяно ещё во времена СССР.
Истории, поведанные студентками филологического факультета МГУ, просто чудовищны. Я лично не могу себе представить, чтобы здоровый, полноценный, уверенный в себе мужчина попросил юную малознакомую девушку достать конфетку из переднего кармана его джинсов. Или — норовил запустить руку ей под свитер во время псевдодружеского объятия. Или зазывал нимфетку на дачу под предлогом знакомства с папой — знаменитым писателем, чтобы добиться секса. На мой, возможно, недостаточно просвещённый взгляд, это какое-то извращённое удовольствие для полуимпотентов.
Но девочки явно не врут.
Впрочем, скорее всего не врут и их преподаватели, когда говорят, что все их романы со студентками дело сугубо добровольное, как им кажется, во всяком случае. Потому что они яркие, талантливые, привлекательные, вот девочки и млеют.
Только возникает вопрос, может ли взрослый состоявшийся мужчина пользоваться восхищением и неопытностью юной девы, чтобы завести с ней романчик? Тем более дева не только смотрит на него восторженными глазами на лекциях и семинарах, но и приходит сдавать экзамен к нему же. Вот может такой яркий, талантливый и высоколобый интеллектуал быть уверен, что девичье «да» прозвучало совсем без оглядки на возможный «неуд»? А если не уверен, то тут налицо тот самый харассмент. Потому что харассмент — не про секс, харассмент — про власть, которой злоупотребляют.
Власть учителя над учеником безгранична. Аргумент, мол, если знает, то никто ей не помешает получить свое «отлично», — от лукавого. Как говорил один мой преподаватель, если надо, я поставлю двойку по арабскому самому пророку Мухаммаду. Впрочем, и пятёрку ни за что тоже можно нарисовать. А раз так, любой преподаватель, заводящий роман со студенткой или студентом, злоупотребляет своей властью, даже если всё по обоюдному согласию и все достигли возраста согласия. Он все равно виновен в том самом харассменте, за который пошёл в тюрьму пресловутый Харви Вайнштейн.
«Кто виноват?» — понятно. Остаётся вопрос «что делать?». И тут всё ещё сложнее. Лекарство, которое предлагают борцы с университетскими злоупотреблениями на сексуальной почве, чудовищнее самой болезни.
Пострадавшие девушки просят создать некую комиссию, куда можно будет пожаловаться на домогателя, пусть там разбираются. Прямо чисто по Александру Галичу:
Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут спрашивать?
Вот стою я перед вами, словно голенький.
Да, я с Нинулькою гулял с тётипашиной,
И в «Пекин» её водил, и в Сокольники.
Даже странно, что юные феминистки, которые точно не застали разборов «морального облика» на комсомольских собраниях и в парткомиссиях, предлагают такую чушь. Им действительно хочется, чтобы из зала кричали «Давай подробности!»?
Не менее спорной и сомнительной выглядит попытка разработать некий регламент, определяющий дозволенное и недозволенное поведение преподавателей и студентов. Как это будет выглядеть на практике? Какие именно поступки будут признаны неподобающими? Консультация с глазу на глаз возможна? Рукопожатия разрешены? (коронавирус он ведь не навсегда). В глаза смотреть дозволяется? Чем отличается зазывный взгляд от обычного? Мини-юбка — это выход за рамки? А мини-юбка на преподавательнице? А презумпция невиновности будет? А провокации исключены? А клевета? Причём оклеветать могут и студента, и преподавателя.
Человеческие отношения — очень тонкая материя, трудно поддающаяся всевозможным регламентам, если речь не об очевидной уголовщине. Так что «Кодекс университета», предписывающий подавать в ректорат докладную в случае похожего на харассмент поведения с любой стороны, — никакое не решение проблемы.
А что решение? Репутация. Только репутация. Репутация, которую зарабатывают годами и теряют за одну минуту. Как заметил Карлос Кастанеда: «Чем больше окружающие знают, что вы собой представляете и что от вас следует ожидать, тем сильнее это ограничивает вашу свободу».
Давайте примем как должное, что в университетах были и будут студенты и студентки, норовящие сделать карьеру, в том числе академическую — через постель. В университетах были, есть и будут весёлые, игривые преподаватели, любимцы и любители студенток и студентов. Но если к ним будут относиться так, как они, собственно, того заслуживают, то их будет сильно меньше, чем сейчас.
Потому, что академик, проталкивающий через учёный совет пустую диссертацию юной любовницы, — смешной старик, а вовсе не гигант большого секса и заслуженный учёный. Потому что профессор, из года в год соблазняющий второкурсниц, посещающих его лекции, — вовсе не жовиальный ходок и всесильный Дон Жуан, а банальный мозгляк, самец, который самоутверждается за счёт слабых и зависимых. Такая у них должна быть репутация. И отношение к ним — соответственное.
Кто-то может спросить: «А если это любовь?» Если это любовь, то всё выше сказанное отменяется. Если это любовь, она будет несчастной или счастливой. Но и от неё никакие регламенты и комиссии не спасут.
