79 лет назад началась блокада Ленинграда. Завершилась она через 872 дня, 27 января 1944-го. Но для тех, кто пережил этот блок ада и чудом уцелел, те боль и ужас не утихали никогда.
В 1945 году, после Победы, в Красной армии, которая к тому времени насчитывала около 12 миллионов человек, началась массовая демобилизация. Пехотинцы, танкисты, артиллеристы, лётчики снимали погоны и возвращались домой.
Блокадники — свыше полумиллиона человек — после своей победы остались в том же окопе. В родной комнате коммунальной квартиры. Со следами ещё недавно стоявшей здесь буржуйки, с оголившимися без мебели стенами и недостающими паркетинами в полу — часть мебели, книги, паркет сгорели в той же печке…
Комнату надо было ремонтировать. Но чаще всего на это не было денег, ведь ещё в первую блокадную зиму всё ценное пришлось продать за то, что можно было съесть. Да если б даже деньги и нашлись, негде было купить ни новые обои, ни мебель, ни паркет, ни краску… Как и новые юбки, платья, туфли, пальто, пришедшие за блокадные годы в плачевное состояние. В свободной продаже не встречалось почти ничего. Если что-то и можно было достать, так только по блату или на барахолке.
Евгения Васильевна Осипова, которой в 1941-м было 15 лет (она в блокаду работала — жгла трупы в крематории, который находился там, где теперь Московский парк Победы), рассказывала мне, что 27 января 1944-го у всех было такое радостное, восторженное настроение, что многим казалось — их «всех сейчас, до единого, пошлют в лучшие санатории». Ну как же, ведь на Большой земле, хоть и шла война, всё было по-другому, а они такое пережили!..
На самом деле первое, что требовалось блокадникам с приходом мирной жизни, — медицинская помощь.
У большинства в блокадные дни хронические болезни затихли. Специалисты говорили, что включилась защитная реакция организма. Но как только с питанием стало чуть лучше и пропал страх бомбёжек, артобстрелов, — былые недуги вернулись, прихватив с собой и те, что накопились в дни неимоверных блокадных испытаний.
В семьях ели то, что вообще есть нельзя, — столярный клей, кожаные ремни от станков… Дагмара Александровна Таничева говорила мне, что начала курить в блокаду, в десять лет. Никотин заглушал голод.
Да, многие блокадники, несмотря на пережитое, стали долгожителями, и за них можно только порадоваться. Но гораздо больше умерло в конце 1940-х, в 1950-е и 1960-е… Блокада, с её лишениями и тяжёлой, зачастую без выходных, работой на заводе или фабрике (а с 1942 года на работу принимали и подростков) до срока изнашивала организм.
Уже после войны многие бывшие блокадники страдали не только от сердечно-сосудистых и желудочно-кишечных заболеваний, но и психических травм. Люди долго ещё умолкали при гуле летящего самолёта, вздрагивали при резком громком звуке, жаловались на плохие сны…
Лидия Яковлевна Степанова (ей исполнилось 11 лет, когда началась война) рассказывала мне, что когда уходила за хлебом и начиналась бомбёжка или обстрел и всех загоняли в бомбоубежище, она «сидела там вся на нервах» — дома её ждали мама с папой и старший брат. Но… «Я, — говорила она, — нервничала не из-за того, что они будут волноваться за меня, а что испугаются, как бы не остаться сегодня без хлеба! Была другая психология, всё другое, всё вверх ногами!»
Когда человек попадает в античеловеческие, гекатомбные условия и вынужден в них выживать месяцами, его психика получает тяжелейшее, трудноизлечимое ранение. День за днём видеть, как умирают твои близкие, соседи по квартире, как тела умерших жителей твоего города лежат во дворах и на улицах вмёрзшие в лёд, каждую минуту мучиться от выедающего тебя изнутри голода, от того, что ты постепенно тоже превращаешься в обречённую на смерть немощь, — от всего этого можно было сойти с ума. И сходили. Прежде всего женщины, которые боялись умереть, потому что тогда умрёт и осиротевший ребёнок, а кещё женщины, которые вдруг понимали, что двоих детей им не спасти и одним — кем?! кто скажет, кем из двоих?!— придётся пожертвовать…
Как ни удивительно, детская психика оказалась устойчивее. Но это только в те блокадные дни, а потом, годы спустя, перенесённое в детстве стало проявляться в полной мере. Исследование, проведённое чешскими специалистами Зденеком Лангмейером и Йозефом Матейчиком, показало, что у каждого пятого ребёнка, пережившего в годы Второй мировой войны вместе с родителями бомбардировки и обстрелы, в последующие годы имелись невротические признаки, а среди тех детей, кому довелось пережить то же самое без родителей, невротические явления встречались более, чем у половины, и труднее поддавались психотерапии. Впрочем, бывшие ленинградские дети, за редкими исключениями, к психотерапевтам не обращались. В Советском Союзе такое было не принято.
Бывшие блокадные девочки и мальчики ужас и боль своего детства всю жизнь носили в себе. Как сказала мне Евгения Васильевна Осипова, «такую рану вылечивает только смерть».
