В России многие не любят Европу и Америку. Но при этом с той же силой стараются во всём на них походить. Откуда эти противоречивые чувства и почему они живут у нас так давно — минимум лет двести?
Дурацкая привычка: читаю все надписи, которые попадаются на пути. Последний перл вычитал в общественном туалете одного из петербургских бизнес-центров: «Менеджер по клинингу — Мохраджаб Машрабова». Смешно?
Не смешно! Почему эту уборщицу надо называть словами, значение которых поймёт не каждый русский, а она, бедная, наверняка и запомнить не в состоянии? Почему нельзя написать просто: «уборщица»?
А потому, что «менеджер по клинингу» — «красивше», и «менеджер по кастингу» (попросту тётка из отдела кадров) «культурность свою хочут показать».
Оттуда же крик «Вау!», которым наши Вани и Маши пытаются передать свой восторг при виде чего-то или кого-то.
Кстати, помню, как ещё в нулевые годы Владимир Путин привёз в Царское Село Джорджа Буша-младшего, совершавшего официальный визит в Россию, и американский президент, шагнув в анфиладу комнат Большого Екатерининского дворца, при виде этого великолепия воскликнул:
— Вау! — после чего тут же испуганно закрыл ладонью рот: — Лора не разрешает мне так говорить.
Президента Соединённых Штатов жена ругает за это «Вау!», ибо в Америке для мало-мальски культурного человека такое междометие считается неприличным. Ну, а у нас оно чем считается?..
Прислушайтесь к тому, как говорят наши продвинутые «менеджеры» — не из уборщиц, а из управленцев, предпринимателей, нередко даже из учёных! Вместо черновик или черновой вариант — драфт, вместо студенческий городок или студгородок — кампус, вместо содержание — контент, вместо творческий — креативный, вместо автор текста или автор речи — спичрайтер, вместо делать покупки — шоппинг…
Конечно, русский язык в значительной степени состоит из слов, которые позаимствованы из других языков. В этом легко убедиться, заглянув в этимологический словарь. Амбар, арбуз, сундук, тулуп, туман, халат — из татарского. Бляха, зонтик, курорт, парикмахер, тарелка, фартук — из немецкого. Билет, бульон, пассажир, пьеса, спектакль — из французского… И ничего страшного во всём этом нет. Наоборот, способность русского языка делать чужие слова своими — свидетельство его силы. В одних случаях он безжалостно вытесняет чужака, как это случилось, к примеру, с аэропланом, который конкурировал с самолётом, а в других — оставляет оба, как это произошло с водителем и шофёром (кстати, наши прадедушки и прабабушки ещё писали это слово через два «ф», как во французском).
Но всему есть свои пределы. Человек, то и дело вставляющий в речь английские и, как ему кажется, «красиво-умные» слова, напоминает хозяина лавочки, вешающего над дверью своего заведения вывеску «БОЛЬШОЙ MINI-MARKET».
В том же ряду распространённые штампы в российских СМИ типа «Доктор Лиза — это наша мать Тереза» или «Жжёнов — русский Жан Габен». Зачем доказывать замечательные качества и выдающиеся заслуги знаменитых россиян за счёт сравнения их с иностранцами, пусть даже очень достойными людьми? Наши знаменитости, в том числе, несомненно, Елизавета Глинка и Георгий Жжёнов, — крупные, неповторимые личности, и, значит, никак не могут быть вторичными. Попытки таких сравнений, по меньшей мере, унизительны…
Однако самое поразительное — в другом. Тогда как одни наши соотечественники во всём равняются на западные образцы, другие поют Западу отходную. А нередко и то и другое свойственно одним и тем же людям.
Обещание скорой гибели Запада — песня тоже давняя, родилась без малого две сотни лет назад. Известный литературовед Александр Долинин в своей только что вышедшей книге «“Гибель Запада” и другие мемы: из истории расхожих идей и словесных формул» (М.: Новое издательство, 2020) провёл большое исследование того, как многие россияне готовились хоронить Запад.
Едва ли не первым был Иван Киреевский, который ещё в 1829 году писал, что Англия, Германия и, понимай шире, Европа «находятся теперь на вершине», но «их внутренняя жизнь уже окончила своё развитие» и превращается «в болота». С тех пор кто только ни предрекал нашим соседям «слева» близкую гибель! Славянофилы в полном составе, а, кроме них, Владимир Одоевский, Фёдор Достоевский, Николай Данилевский, Константин Леонтьев, Василий Розанов, Валерий Брюсов, Андрей Белый, Николай Бердяев, Фёдор Степун, Семён Франк… В том же ряду даже — что неожиданно для человека, знакомого с российской историей и литературой в основном по школьному курсу, — юный Михаил Лермонтов и зрелый Александр Герцен. Ну, а потом уж советские идеологи, включая некоторых писателей, которые, как и Михаил Шолохов, утверждали, что «мраком обречённости окутан доживающий свой век капиталистический Запад»…
Странно, но, кажется, никто из всех этих прорицателей не задумался — а что Россия стала бы делать, если б Запад взаправду умер? Кому тогда она продавала бы пеньку, смолу, меха, а позже нефть? И у кого покупала бы всё, чем «торгует Лондон щепетильный», — модную одежду, обувь, косметику, а, главное, сложное оборудование и новые технологии?
Ну, и, наконец, главный вопрос: зачем же всё-таки Западу умирать? А затем, чтобы его место, наконец, заняла Россия. Об этом в нашей стране тоже много говорили и писали — и в XIX веке, и в ХХ, и уже в нынешнем.
…Противопоставление России Западу, как и слепое ему подражание, — две стороны одной медали. Это проявление — зачастую неосознанное — нашего желания быть лучше, значительнее, чем мы есть на самом деле. Наше социальное чувство собственной неполноценности, подразумевающее, что Россия может быть сильной только или при умирающем, а лучше мёртвом Западе, или если она позаимствует у него всё, что можно и нельзя.
Отсюда же и объяснение собственных неудач тем, что не то «это всё француз нам гадит», как, насмешничая, писал в «Ревизоре» Гоголь, не то «англичанка», не то «американец»…
