За фасадами не только рядовых доходных домов, но и самых роскошных зданий старого Петербурга по-прежнему прячется неприглядный коммунальный быт.
В двух домах-шедеврах Петроградской стороны — доме Колобовых в Пушкарском переулке и в доме герцога Лейхтенбергского на Большой Зеленина — выставлены комнаты на продажу. Можно стать обладателем десяти метров в чреве памятника архитектуры.
Конечно, представители новой городской генерации не бывали и не живали в коммунальных квартирах… Однако этот своеобразный мир ещё существует. Уплотнённые барские квартиры и бывшие общежития стали теперь не такими шумными и населёнными, но в них по-прежнему обитают петербургские старожилы, студенты и представители богемы, алкаши и приезжие… В этой не самой обустроенной среде появляются и растут дети, здесь начинается и проходит жизнь.
Мой опыт знакомства с ленинградскими коммуналками начался ещё в детстве. Бабушка Валя, проработав всю блокаду учителем начальной школы, жила в коммунальной квартире на Лиговке, в доме, на месте которого сейчас безжалостно разместился павильон метро. До революции семья бабушки занимала всю квартиру, но после уплотнения за ними оставили только одну комнату.
Воспоминания мои об этой квартире довольно смутные. Помню, что там обитала рыжеволосая соседка Полина Степановна — отрицательный персонаж. Она бдительно следила за расходованием соседями электроэнергии в местах общего пользования, сама ходила в туалет в темноте и экономно нарезала газеты на квадратики для гигиенических целей.
Среди соседей была семья будущей подруги моей мамы, с которой они тепло общаются до сих пор. Многодетная семья Михайловых радостно покинет коммуналку, получив от советского государства трёхкомнатную квартиру на Гражданке.
Помню я, конечно, и бабушку, её аккуратный и скромный быт, наполненный предметами давно ушедшей и явно более изящной эпохи. Самоварный столик с мраморной столешницей, лампу с абажуром, фарфоровые фигурки, китайскую лакированную шкатулку, лампу-ночник в виде девушки, опустившей ведро в воду. Вода была сделана из толстого зелёного стекла, а под ним помещалась лампочка. Когда лампу включали, комната наполнялась зелёным мистическим светом. Бабушка готовила для внука пироги: «сметанник» и «лимонник» — хорошо помню их вкус.
Помню и прогулки в сад Сан-Галли. Мне он казался очень большим и даже таинственным. Привлекала искусная решётка со стороны Лиговского проспекта и фонтан, изображавший греческую богиню Афродиту, рождающуюся из пены морской. Уже в наши дни эта примечательная скульптура бесследно исчезла, и на месте фонтана теперь разместилась банальная клумба.
Бабушка переехала с Лиговского проспекта на Суворовский, в «генеральский» дом № 56, построенный по проекту архитектора Сергея Сперанского. Здесь тоже была коммуналка, но трёхкомнатная, и комната, видимо, побольше. Потом нам досталась ещё одна комната в этой же квартире.
В квартире ещё жила пожилая семейная пара — Тимофей Иванович и Антонина Филипповна. Тимофей Иванович гордился своим чекистским прошлым и похвалялся, что умел в своё время выводить на «чистую воду» всяких там интеллигентов. Пару раз в год они уезжали отдыхать в ведомственный санаторий и давали возможность остающимся почувствовать себя жителями отдельной квартиры в «сталинке».
Углублённое знакомство с коммунальной жизнью совпало с началом моего самостоятельного существования. Первым адресом стал дом на перекрёстке Суворовского проспекта и Заячьего переулка. Квартира находилась на углу, из окна комнаты открывался вид на здание бывшей Николаевской академии. Достопримечательностью квартиры являлась огромная дровяная печь, занимавшая изрядное место на кухне.
Потом я вновь оказался на Лиговке, на улице Константина Заслонова. Дом внешне совершенно непримечательный, облезлый, безликий… Единственным украшением служили не слишком изящные барельефы в виде ваз на фасаде. Для того чтобы попасть в парадную, приходилось «подныривать», так как пол в ней опустился ниже уровня тротуара. Впрочем, комната в квартире мне очень нравилась: квадратная, в два окна, с лепниной на потолке. В углу белела изразцовая печь с латунной дверцей. Сохранилась и филёнчатая дверь со старинной ручкой.
Привлекали внимание и постояльцы квартиры. Ключевой фигурой там была Екатерина Ивановна, независимая и гордая женщина, сотрудница газового хозяйства. Она растила сына Пашу, симпатичного и остроумного учащегося ПТУ, который доставлял матери немало хлопот. Екатерина Ивановна пикировалась с «дядей Володей» и его женой, хозяйственными людьми, упорно шедшими по пути от двух комнат в коммуналке к отдельному жилью.
После отъезда «дяди Володи» с супругой и дочерью в новую счастливую жизнь произошло вселение в нашу коммуналку «весёлой семейки». Глава её имел тюремный опыт, во время семейных конфликтов обещал зарезать супругу, и ему приходилось верить. Их дочь ждала ребёнка, а жених дочери — приговора. Вместе с этой компанией в квартиру заселились клопы. В целом, стало понятно, что пришёл конец счастливой жизни на улице Заслонова и настала пора менять дислокацию.
Новым адресом стал Поварской переулок, дом 6. Привилегия жить в двух минутах от Невского. Четвёртый, последний, этаж. Дом прошёл капитальный ремонт, поэтому в квартире ничего из следов прошлой роскоши не осталось. Окна выходили в переулок. Смену сезонов заметить было сложно — из окна виднелся только соседний дом, и ни травинки, ни кустика.
В квартире обитала бывшая оперная певица Павла Максимовна. Несмотря на почтенный возраст, при необходимости она умела за себя постоять. Самую большую комнату занял обаятельный полковник-отставник. Имея прекрасный характер и располагающую внешность, на поверку он оказался запойным пьяницей. Из-за этого его и «сослали» в коммуналку жена и две дочери. Во время очередного запоя сердце его не выдержало…
В этой квартире мне довелось пережить пожар, когда на лестнице ночью подожгли строительный мусор, отключилось электричество и квартиру заволокло едким чёрным дымом. Хорошо, что приехали герои-пожарные и быстро справились с огнём.
Мой американский знакомый Стив, устроившись по какой-то программе для любителей экстрима работать к нам в школу, открыл для себя мрачное очарование питерских коммуналок. Впоследствии он защитил диссертацию на эту тему, что позволило исследователю коммунального быта стать профессором в университете Мэри Вашингтон.
Стив поселился в большой, тёмной «классической» коммуналке на Васильевском острове, где наряду с тараканами жила Ирина Александровна, переводчик, внучка бывшего хозяина квартиры, морского офицера — героя Цусимы, а также обитали дворничиха и алкаш. Когда я навестил Стива, то насчитал у него в комнате несколько десятков пустых бутылок от пива «Балтика». Словом, дауншифтинг шёл полным ходом…
В коммунальных закоулках Питера встречаются интересные романтично-студенческие варианты — седьмые этажи с видом на крыши, печи и камины, фрагменты лепнины на потолке, латунная фурнитура на старых рамах, филёнчатые двери, выходы на чёрную лестницу, метлахская плитка в парадных… Но отягощают коммунальный быт алкаши и городские сумасшедшие, тараканы и клопы, старая проводка, сантехника в ржавых подтёках, застарелые запахи табака, перегара, сырости, стряпни и пыли…
Хотя, оглядываясь назад, понимаешь, что в этой сомнительной коммунальной действительности можно было чувствовать себя вполне счастливым.
