Этот фильм Паоло Соррентино снял 10 лет назад. Но и сегодня «Великая красота», некогда удостоенная 15 наград, в том числе «Оскара» и «Золотого Глобуса», всё так же свежа и современна.
Картина начинается с шумного празднования 65-летия писателя и журналиста Джеппа Гамбарделлы.
— Я очень быстро стал частью богемы, — признаётся юбиляр, — но я не хотел быть просто представителем высшего света, я хотел быть королём, и я им стал.
И неспроста одна из гостей говорит:
— С Днём Рождения, Джепп! С Днём Рождения, Рим!
Безусловно, у короля этого фильма ключи ко всем дверям Рима. Потому он и чувствует себя главой общества в этом городе.
Соррентино мастерски использует острые диалоги, эстетику Рима и глубоко чувственную музыку. Под стать режиссёрской и операторская работа Луки Бигации, который выстроил каждый кадр, словно самостоятельное живописное полотно. Удивительно и, на мой взгляд, несправедливо, что за картину «Великая красота» Бигацци не имеет наград.
Картина Рима передаётся контрастами. Бесконечные вечеринки
и пустые разговоры сменяются минутами душевных бесед Джеппа со своей приятельницей Дадиной и другом Романо. Каждый персонаж имеет свой определённый смысл — аскетичная сестра Мария, поднявшаяся на 104 году жизни по святой лестнице на коленях, хранитель ключей от самых красивых домов Рима, обедневшая аристократия…
Рим — убежище для гениев, эстетов, гедонистов и изгоев. Его красота настолько захватывает, что в самом начале фильма фотограф из Азии падает в обморок.
«Великая красота» — сатирическая комедия, высмеивающая пороки современного общества. Однако эта сатира пронизана некой трагедией, так как затрагивает глубокие темы человеческой души.
Главный вопрос фильма — в чём же состоит та самая Великая красота? Преодолевая кризисные душевные моменты, блуждая в поисках идеала и смыслов между омерзительными светскими вечеринками и созиданием прекрасного, главный герой познаёт себя.
— Мне было предначертано стать чувственным, мне было предначертано стать писателем, — утверждает Джепп Гамбарделла.
Его чувственность очень ярко прослеживается почти в каждой сцене фильма. Если в «светском» обществе он циничен, состоятелен и высокопарен, то для остального мира он распахнут, крайне наблюдателен и проницателен. И здесь нельзя не отметить Тони Сервилло и его актёрскую игру, которую и игрой назвать сложно — он будто рассказывает свою историю и проживает жизнь, созерцая каждое мгновение. К примеру, Марчелло Мастрояни в «Сладкой жизни», несмотря на присущий итальянцам эстетический гедонизм, не был столь чувствительным. Напротив — там можно отметить некую закрытость героя, скептицизм, эгоизм и полное разочарование в жизни. В то время как Тони Сервило раскрывает своего героя как положительного, но под маской тщеславия.
Показательна сцена, в которой Джепп Гамбарделла нерасторопной, но уверенной походкой выходит на уютный, усыпанный цветами балкон своей превосходной квартиры.
В левой руке бокал с виски, солнце уже восходит, справа — величественный Колизей, внизу — гуляющие с монахиней в саду дети, они веселятся и едят ягоды. Детский смех и беззаботность пробирают Гамбарделлу до слёз. Не в этом ли мимолетном и наивном детском счастье заключается Великая красота?
Эти кадры сменяются перформансом обнажённой девушки, обмотанной в белую ткань, которая ударяется с разбегу головой о бетонную стену и в конце проговаривает:
— Я вас не люблю!
Если на детей Джепп Гамбарделла смотрел с воодушевлением, то на героиню перформанса — с отвращением. Такое ли искусство заслужило современное общество и в этом ли состоит Великая красота?
Соррентино показал 65-летнего писателя с тонкой проницательной душой. Всё же не зря «Великую красоту» часто сравнивают со «Сладкой жизнью» Федерико Феллини. Как и Гамбарделле, так герою «Сладкой жизни» приходится вовсе не «сладко». «Светская» жизнь далеко так интеллигентна и приятна, как может показаться на первый взгляд. Она утонула в пороках, ей скучно и тягостно, она наполнена желчью, обманом, развратом и — пустотой.
И тут предельно точен монолог Джеппа Гамбарделлы:
— Я не хочу больше тратить время на то, что я не хочу делать. Я очень быстро стал частью богемы, но я не хотел быть просто представителем высшего света, я хотел быть королём, и я им стал. Я не просто хотел ходить по вечеринкам. Я хотел иметь власть испортить любой праздник.
Эти слова как раз применимы к «Сладкой жизни», чей герой наелся этой «сладкой» жизни в конце фильма так, что всё ему было уже излишне приторным, и стал одержим ненавистью к людям высшего общества.
Герой Соррентино, к счастью, не дошёл до критической точки. Несмотря на его цинизм. И он зрителю гораздо ближе по теплоте душевной, так как имеет способность любить. В 65 лет ему трудно осознать, что бóльшая часть жизни прожита не так, как хотелось, и что его единственная любовь жила тоже чужой жизнью. Ближе к концу фильма станет ясно, что первая любовь писателя Элиза была тем самым смыслом и Великой красотой. Любовь раскроет эту красоту.
Трудно себе представить, как эти два понятия совместимы, но если копнуть глубже
и тщательно проанализировать героя, то в финальной сцене, сопоставив все яркие моменты, можно сделать вывод о том, что красота для человека раскрывается в том случае, когда его сердце наполнено любовью. Будь-то любовь к Богу или женщине…
Элиза навсегда останется для Гамбарделлы 20-летней и прекрасной, источающей аромат цветов. И при мысли о ней он утопает в нежных воспоминаниях. Вот главное открытие фильма, которое Соррентино постепенно раскрывает в своей картине.
…Легко ли найти ответы на главные житейские истины? И каждому ли нужны эти ответы? Всякий ли задаёт вопросы? Однако фильм, наполняя зрителя, наполняя этой философией, словно говорит нам: попытайтесь и лучше раньше, чем безвозвратно поздно.
