Ровно год назад, сразу после сообщения о теракте в Петербургском метро я пережила, наверное, самые страшные минуты в жизни. А когда ужас неизвестности рассеялся, всерьез задумалась о природе расчеловечивания и солидарности, как универсальном лекарстве.
Моя дочь в тот день уехала в институт. Примерно во время взрыва она должна была переходить со станции Спасская на Сенную, чтобы дальше ехать до Горьковской.
Когда я услышала про теракт, у меня сердце рухнуло в пятки, и я стала судорожно набирать ее мобильный. Десять минут дистиллированного ужаса и неизвестности. Не помогали рациональные доводы, мол, взорвали поезд, который ехал к Техноложке, а значит, ее там быть не могло, просто потому, что не могло ее там быть. Через десять минут мобильный откликнулся. Да. Ее в том покалеченном взрывом поезде метро не было. На Сенной она села в состав, который шел тому злосчастному поезду навстречу от Технологического института к Сенной.
Сердце вернулось на место. Но все равно было не на месте… Теракт, о которых мы почти привыкли читать отчеты в масс-медиа, стал фактом моей собственной жизни.
Я тогда написала в FB.
«#ВзрывПетербург
Мы не в безопасности. Под Богом по краю ходим…
Дочь была в вестибюле Сенной через две минуты после взрыва. Ехала в институт. Пересаживалась со Спасской на Сенную, чтобы ехать на Горьковскую. Задымление было уже на Спасской. На Сенной дышать было просто нечем. Но! Паники не было. Никто не пытался вырваться из подземелья. Поезда в сторону Техноложки уже не ходили. В обратную сторону шли. В 14 35, через пять минут после взрыва она села в состав, который, судя по всему, шел навстречу поезду, который был взорван. Машинист сразу же после посадки пассажиров всех успокоил: «Не переживайте, взрыв не у нас, у нас все в порядке» и попросил открыть форточки в вагонах. Когда подъехали к станции Невский проспект, дыма в вагонах уже не было. Возвращалась дочь автобусами, которые пустили вместо метро. Об этом позже. Впечатление дня: все машинисты метрополитена и шоферы автобусов были, как она сказала, «клевые». Спокойные, уверенные, сильные. Еще одно впечатление: в вестибюле Сенной были двое в полицейской форме. Стояли подбоченившись и ничего не делали.
Но, Господи, спасибо, что сохранил…И горюю с теми, кто потерял близких…»
Год спустя – все равно горюю с теми, кто потерял близких. Очень сочувствую пострадавшим. Там были и мои знакомые. И очень хорошо помню, то внезапное состояние, когда в груди нет сердца, а только страх и доводящий до отчаяния туман.
Я потом разглядывала фотографии подозреваемого в совершении теракта смертника, уроженца Киргзии, узбека по национальности. Улыбчивый парень всего на год старше моей дочки, которая дышала дымом, взрыва, унесшего жизни 16 человек. В том числе и его жизнь.
На смерть он шел осознанно, с улыбкой. Это видно по стоп-кадрам с видеозаписей в метро. Выбирал поезда, делал множество пересадок, смотрел на попутчиков, которые сейчас будут умирать по его воле… Все, кто был в те минуты в петербургской подземке – шли по краю. Он мог бы выбрать другую линию, другой состав, другое направление. Все кто в тем минуты был в подземке — шли по лезвию бритвы к смерти.
Путь этого юноши к расчеловечиванию оказался ужасающе коротким. Год или чуть меньше. О чем он думал или что чувствовал? Достоверно, мы этого никогда не узнаем.
Но мы точно знаем, он вел себя рационально и иррационально одновременно.
Его путь к расчеловечиванию, можно проследить, изучить, проанализировать, но невозможно постичь.
А непостижимое внушает ужас. Зачастую животный ужас.
Надежду внушает другое. Петербург тогда, год назад нашел самый верный ответ на иррациональное и жуткое расчеловечивание.
Петербург ответил солидарностью. Фантастической человеческой солидарностью, которой никто не ожидал от хмурых людей на хмурых болотах.
Я сначала услышала рассказ об этой спокойной солидарности и взаимопомощи от дочери. Про того же машиниста, который всех успокоил, про попутчиков, которые «пренебрегли» задымлением и не стали устраивать панику и давку.
Потом, когда закрыли метро и начался транспортный коллапс, моя лента в социальных сетях стала очередным символом солидарности: «Еду от Эрмитажа на Север в 18 00, кого подхватить?»
Таких записей были не одна и не десять. Сотни.
И не только в социальных сетях.
Как рассказывает дочь, возле переполненных автобусных остановок притормаживали автомобили и совсем незнакомые люди спрашивали других незнакомых людей: «До Васильевского могу подбросить. Кому по пути?» Не один, не два, не три. Практически все проезжающие мимо переполненной остановки автомобили, где еще были свободные места, готовы были захватить попутчиков.
Таксомоторные компании приняли решение возить людей бесплатно. Говорят, не все водители подчинились распоряжению руководства. Но все же…
После закрытия метро, городские власти запустили по маршрутам, соответствующим линиям подземки дополнительные автобусы. Кое-что, правда, не предусмотрели: автобусы забивались пассажирами моментально и навсегда, забраться в автобус не на кольце, а чуть позже было фактически немыслимо. Но люди пытались, а водители спокойно увещевали страждущих, что пока двери не закроются, никто никуда не поедет.
Наверное, разумнее было бы пустить по маршрутам челноки на пять-семь остановок, чтобы увеличить для всех шансы воспользоваться общественным транспортом в кризисной ситуации. Надеюсь, власти учтут эту ошибку в случае чего.
Надеюсь, что этого «случая» – не будет. Никогда.
Потом, уже в прессе появились рассказы очевидцев. Рассказы тех, кто оказался в самом пекле, в том самом поезде, который волей рока избрал расчеловеченный смертник.
И опять, прежде всего спокойная человеческая солидарность: машинист не паникуя дотянул поезд до Техноложки, что свело количество жертв и пострадавших к минимуму. После прибытия снова невероятная солидарность и взаимопомощь: не было давки и паники, сотрудники метро и простые пассажиры пытались, чем могли помочь пострадавшим, помогали выбраться из искореженного вагона тем, кто мог идти, выносили тех, кто уже не мог.
Не буду пересказывать, гляньте в архивы новостей в начале апреля прошлого года.
Прошел год. Трагические события 3 апреля в Петербурге отошли в прошлое. Но не забылись.
Через два дня после того ужаса я была за границей. Коллеги-журналисты из Норвегии и Латвии расспрашивали про события третьего апреля. Интересовались – была ли паника? Удивлялись, что не было никакой паники, никаких «каждый сам за себя», «каждый сам по себе». Это был триумф человеческой солидарности.
Мы уже должны были возвращаться в Петербург, когда пришло известие о теракте в центре Стокгольма. Такой же быстро расчеловечившийся смертник угнал грузовик и начал давить людей в пешеходной зоне в самом центре столицы Швеции. Ровно то же самое – погибшие, раненые, закрытое метро и вокзалы.
Я не знаю, была ли паника и давка в Стокгольме. Надеюсь, что нет.
Надеюсь, люди в Стокгольме были также восхитительно солидарны, как петербуржцы. От мала до велика.
Путь расчеловечивания, который приводит к катастрофе личности, как мы теперь наверняка знаем, очень короток. А катастрофа одной личности – часто катастрофа для общества. Для человечества.
Лекарство же только одно – оставаться людьми, умеющими сострадать, сочувствовать и помогать друг другу.
Есть только одно лекарство от расчеловечивания – человеческая солидарность.
Петербуржцы это доказали. Горжусь нами, петербуржцы.
