«Собаки Европы» — новый роман Ольгерда Бахаревича, известного белорусского писателя, автора полутора десятков книг прозы, — вызвал неподдельный интерес аудитории. И тут же поднял волну недоумений.
Почему он в своих «Собаках Европы» выстраивает такой сложный сюжет? — спрашивают читатели. Почему он не хочет говорить просто?..
Но в ответ есть ведь и встречный вопрос: а должен ли писатель объясняться языком доступным всем и каждому?
«Чтение — это работа. Возможно, даже более трудная, чем письмо», — утверждает Мира, персонаж «Собак Европы». Агент Скима, частный детектив, живущий в году бог знает каком от Рождества Христова, слушает её «ошеломлённо».
Соглашусь: художественную прозу народ читать не любит и не умеет. Издатели, критики и редакторы твердят наперебой, что настало время публицистики, что именно non-fiction находится на первых полках предпочтений аудитории. И они, безусловно, правы.
Правы, если судить с коммерческой точки зрения. Оценим и сравним объём продаж текстов с одной стороны и с другой. Поэзия уступает правде по всем параметрам и направлениям. Замечу, что поэзия — особый способ осмысления мира. Он не ограничивается размерами двусложными и трёхсложными вкупе с точной рифмовкой.
Однако, коллеги, давайте вспомним, что так было всегда. Пушкинский поэт, рассеянно бряцающий по лире, вызывал у слушателей яростное недоумение:
И толковала чернь тупая
Зачем так звучно он поёт?
Напрасно слух наш поражая,
К какой он цели нас зовёт?
Александр Сергеевич имел в виду не разносчиков и пекарей, а людей именно своего круга. Насельники великосветских салонов тоже хотели увидеть в его работе ответы на насущные свои вопросы:
Мы малодушны, мы коварны,
Бесстыдны, злы, неблагодарны,
Мы сердцем хладные скопцы,
Клеветники, рабы, глупцы.
Гнездятся клубом в нас пороки,
Ты можешь, ближнего любя,
Давать нам смелые уроки,
А мы послушаем тебя…
На что Поэт отвечал коротко, языком весьма современным: «Подите прочь!..» И публика шла и шла литературным лесом, где находила кусты и стволики, приятные по размеру и цвету. «Там живёт народец мелкий — / В жёлудевых шапках все», — ехидничал Осип Мандельштам.
Во все времена читающая аудитория откладывала на потом поэзию и тянулась к художественной публицистике. К тем сочинениям, где авторы рассуждают на темы острые и, как это сейчас определяется, социально значимые. Но при этом концентрат мыслей разводят пресной водичкой реплик и монологов. Серьёзные исследования публика тоже предпочитает обходить мелколесьем.
Один мой знакомый заявил без обиняков:
— Прежде всего, меня интересуют выводы!
Я сразу вспомнил бессмертные строки Владимира Владимировича: «Крошка сын к отцу пришёл / и спросила кроха: / что такое хорошо и / что такое плохо?» Сложные рассуждения, а тем более плотная художественная ткань повествования аудиторию только отпугивает.
Редакторы понимали вкусы публики и старались ей угодить. Всегда! Даже Александр Твардовский не любил тексты на «общие темы». Он печатал работы острые, но направленные на злобу дня сегодняшнего. Среди них попадались работы замечательные: «Фёдор Кузькин», «Иван Денисович», «Три минуты молчания»… Остальное же минуло, кажется, вместе с календарём.
Кто-то сказал, что смысл романа составляет сумма его прочтений. Что же делать читателю, когда ему попадается книга оригинальная? Читаешь и понимаешь, что перед тобой настоящая проза. Переворачиваешь страницу за страницей и тянешься к следующей, не в силах отложить объёмный том и вернуться к делам насущным. Но объяснить — чем же книга так хороша, тоже пока невозможно.
…Так я читал роман Ольгерда Бахаревича. Сравнительно молодой автор, семидесятых годов рождения. В родной Беларуси его считают наследником Василя Быкова. Оценка крайне высокая. Будем надеяться, что наш современник её оправдает.
По-моему, в том, что касается мягкости и гибкости стиля Бахаревич уже может быть признан явлением обеих литератур — белорусской и русской. Он пишет на родном языке и сам переводит свои тексты на русский. Так появился роман «Собаки Европы». Книга в 900 страниц, уже отмеченная и критиками, и читателями.
Хотя по большей части коллеги недоумевают. Объединяю общим словом коллеги всех читателей. И тех, кто читает по долгу службы, и тех, кому читать попросту интересно. Большинство сходится на том, что Бахаревич умеет писать, но не слишком хорошо представляет — зачем ему это нужно. Признаем, что в сущности, романа — нет. Есть несколько повестей, которых объединяют сквозные герои. Причём, скрепы проявляются весьма опосредованно. Вдруг в тексте пятой повести встречаются отсылки к той, что в оглавлении поставлена третьей.
«Ни смысла, ни жизни в книге нет», — пишет один читатель. Ему вторит критик профессиональный: «Мы уже не в 90-х — произведение нельзя заканчивать хаосом. Нужны ответы, нужен план действий, читателя нельзя оставлять перед открытым пространством»
Отчасти я и соглашусь с ними, хотя бы потому, что не могу отыскать смысла в романе Бахаревича. Такого, знаете, здравого смысла, который мог бы сообщить другу, подруге, коллегам. Но тут же вспыхивает вопросительный знак: а почему сам читал книгу запоем? Вспоминается одно высказывание Льва Толстого: «для критики искусства нужны люди, которые бы показывали бессмыслицу отыскивания мыслей в художественном произведении и постоянно руководили бы читателей в том бесконечном лабиринте сцеплений, в котором и состоит сущность искусства…»
Пока я не могу руководить друзьями в лабиринте сцеплений романа Ольгерда Бахаревича. Но могу сказать совершенно определённо, что книгу эту необходимо читать и перечитывать. Это — настоящее. Мне возразят социологи — мол, спустя десять лет в обиходе читателей остаётся лишь один процент изданных книг, а потому подождём хотя бы до 2029 года.
Не соглашаюсь ждать и догонять. Во-первых, потому, что могу этот год и не увидеть. А, во-вторых, — и в главном: прозу, повторяю, надо читать и читать. Совершать работу читательскую, эквивалентную писательской. Ту, что совершенной метафорой запечатлел в двух строчках Борис Пастернак: «И образ мира в слове явленный, и творчество, и чудотворство»
Прекрасно, когда мы сталкиваемся с литературным чудом. Зачем сетовать, что мы не можем описать его в словах обыденных. Не стоит морщиться, читать надо.
