Голубково — обычная деревня в Лужском районе Ленинградской области. Но под пером талантливого литератора эта деревня превратилось в волшебный мир, населённый удивительными людьми.
«Царь Самсон, скажи мне сон»
Вот ещё один из рассказов Антонины Алексеевны (начало).
«И на финскую войну мой Иван ходил. Год воевал, и вдруг я во сне вижу, что у нас в Редбуже у них привал. И я понесла ему хлеб, молоко. Вижу потом, что наши пятятся назад.
Наганы кверху — отступают: так приснивши было. Сон надо загадать, только потом ни с кем нельзя говорить. А сказать так: «Царь Самсон, скажи мне правильной сон. Если ф я увижу хлеб и соль — то моего желания исполнь». Но что ты задумаешь, — это надо три раза сказать и на пятницу и на среду тольки загадывать».
Иван ранен был: «Положили на стол и без наркозу. Да как стали вынать тыи осколки, он схватился за стол, закричал что лев».
Не могу отложить листки с записями рассказов тёти Тони, не приведя хотя бы одной строфы из её стихотворения («Меня смолоду звали “Пушкин”, — говорила она):
И когда же враг коварной
Стал с России уходить,
И он бедный люд несчастный
Стал насильно увозить.
А мы вместе с партизанам
Разбежались по лесам,
Мы скрывалися в землянках
Со своим малым детям.
А весёлые рассказы про сельскую юность!
От села до села ночи напролёт ходили поющими, пританцовывающими группками. Иван был гармонист, а она, Антонина из Редбужа, — окрутна девка (нарядная: «окруты» — наряды). Щёки в те времена нарумянивали свёклой, брови подкрашивали углём, но ей того не надо было — знали как первую певунью, выдумщицу частушек. Сколько и сегодня она их нам перепела!
Ёжики
Волшебство. Сижу спокойно у окна, работаю.
Поработать, впрочем, здесь не так-то легко, но отвлечения приятные. Только задумаешься, — тут в глаза розовые цветы у дома, высокий тополь, расцветшие подсолнухи, тут же и рассмеёшься, потому что две сороки вон, на скамейке, решили выклевать суп, приготовленный к вечеру для ежей. Так клювами всё и вытаскали.
Ежи приходят каждый вечер пить молоко, поесть чего-нибудь. Они всё едят, хоть корочку, хоть колбасу.
У нас есть сосед, зять бабы Маши, Толь Тольич, который с ежами гуляет вечером по дороге. Один ёж на руках, другой семенит сзади. А приходят к старой яблоне, куда он ставит плошку с едой, штук по пять-семь, семействами, наверное.
Но теперь Анатолий Анатольевич ко мне непременно заходит часам к пяти — взглянуть на самого крохотного ежа. Всего-то с детскую ладошку — у него такого гостя ещё не было. Кроха попался мне в саду.
Побежала за блюдечком, поставила. Ежишка светло-серенький, сначала свернулся, чуть слышно зашипел, а когда отошла — разогнулся и сообразил, нашёл молоко.
Теперь приходит постоянно к скамейке у дома. Тут и большие ежи или ежихи: смотришь, зашевелилась трава, вот и прибежали к жестянке с молоком. Маленький-то тут? Пришёл…
Собак в этот час я не выпускаю из дома! Заметят они ежа — и ну лаять до хрипа. Лаки лапами под ежа подрывается, скачет вокруг. Снукки тоже подскакивает. Не оттащить, носами о колючки ткнутся — и ещё сильнее лай.
Как-то ёж возле куста пиона оказался.
— Ой, — кричу, — мой пион! — Чуть не подрыли цветок.
Место у нас дальнее, так что не только ежи, а разное зверьё ещё водится. Мальчик Вадик как-то видел в поле целое семейство диких свиней: шли кабаниха и семь кабанят. Мне они, к счастью, не попадались, а вот зайцы и лисы — встречаются. На другое лето, когда Снукки был уже год, только сошли мы с автобуса, — зайчишка по полю, — и пустилась моя городская собака за зверем с такой быстротой, в таком красивом беге, что любоваться бы им, если бы не страх: умчится, умчится! Ведь забыла всё, наверное, за зиму. Где дом, где какая сторона света — о чём тут помнить, если живой заяц впереди.
Сбросила рюкзак, гляжу, то ли бежать, то ли ждать?
Лаки — ей вскоре щениться — стоит рядом, не до бега. Снукки уже не видно, скрылась за холмом, в поле. Ну, потеряю собаку…
А она вот она, бежит, умница, умница девочка. Хоть без зайца, да сама тут, вот главное. Что ли начать мне охоте учиться?..
Валентин Борисович
…Охотник у нас Борисыч.
Вчера он привёз мне справку из сельсовета, которую едва ли «отоварю», — о том, что прожила в деревне четыре летних месяца. Можно было бы снять оплату за газ и воду в городе, но в нашем доме… Оля, дочка, до сих пор мёрзнет — нет какой-то детали, чтобы подключить здание к теплу.
И хлеба свежего привёз Борисыч. Поговорили о деревне:
— Я, — говорит, — не хочу в город.
Рассказал, что держит квартиру в Витебске на случай, если пойдут болезни (у нас ведь в деревне нет никакой связи с миром).
— А так… сын зовёт в Белгород — там тепло и озёра. Здесь прикипело сердце. Я же в лес иду не за добычей. Ну, встретится что-то — возьмёшь её, утку или зайца. А вот лес… Я и на Севере, как только солнцу появиться — бегу на самую высокую сопку и жду. Вот-вот… — Он руки развёл, будто манит, зовёт: — «Ну, давай, давай, Солнце!». И на два дня раньше, чем в городе, его встречаю. А в лесу первым снегом ёлку завалит, — подойдёшь к ней, стряхнёшь снег, лапа выпрямится: «Ну, живи, зимуй, радуйся».
В лесу Валентин Борисович то бобровые завалы разгребёт на речке, то бросит горсть клубеньков топинамбура (уже во многих местах расцветают эти жёлтые цветы). Как-то я увидела в перелеске красавицу-яблоню, полную румяных яблок. Попробовала —вкусные. Оказалось, это Борисыч привил к дичку ветки от домашних яблонь.
Фото вверху: Валентин Борисович (снимок Ольги Зябловой)
