Вслед за Анной Пономарёвой и Давидом Чапкисом «Мозгократия» представляет ещё одного талантливого литератора недавнего Ленинграда-Петербурга — Галину Георгиевну Зяблову (1931–2017).
О ней и её книге «Глюк в деревне Голубково» мы уже писали [Галина Зяблова: строка на обелиске жизни | Мозгократия (mozgokratia.ru)]. А сегодняшняя публикация — отрывок из этой книги. Голубково — реальное место, находится оно в Лужском районе Ленинградской области. Но хотя эта деревня «ни на каких картах, ни на каких столбах не значится», жизнь там очень интересная — и у людей, и у собак. И сами они — просто уникальные…
…Тётя Тоня стала для меня Антониной Алексеевной. И как же я любила её слушать! По разным листочкам разбросаны её рассказки, прибаутки.
Сейчас попалась на глаза песня, её и впишу тут, не пытаясь выправить стиль:
На берегу сидит девица,
Она шелками шьёт платок.
Работа чудная такая,
Но шёлку ей недостаёт.
И вот навстречу парус мчится,
А насреди сиянья дня.
— Моряк любезный, нет ли шёлку
Хотя немного для меня?
— Но как не быть — такой красотке.
Какой угоден цвет для вас?
— Мне нужен белый, алый, красный.
Я для самой принцессы шью.
— Так постарайся, дорогая,
Зайтить на палубу мою.
Когда взошла — поднялся парус.
И Шкипель шёлку не даёт.
А про любовь, страну чужую
Он песни чудные поёт.
От шум-волны и звуков пенья
Она уснула крепким сном.
А пробудившись, видит море
И море синее кругом.
— Моряк, пусти меня на берег,
Мне шумно от волны морской.
— Проси, что хочешь, но не это:
Ты здесь останешься со мной.
— Нас три сестры было родные
И все красавицы собой.
Одная замужем за графом,
Другая — герцога жена.
Я, сама младша и красива,
Простой морячкой жить должна.
— Ты не печалься, дорогая,
Оставь печальные мечты,
Ты не простой морячкой будешь,
А королевой будешь ты.
Ты послушай, дорогая.
Ты любимая моя,
Ты еслиф хочешь знать, что кто я, —
Я сын-наследник Короля.
Это «ф» и сейчас встречается в разговоре коренных голубковцев. <…>
Я скучаю без Антонины Алексеевны и по её историям, весёлым и грустным, и по говору новгородскому. Её внучка Наташа Завьялова получила педагогическое и музыкальное образование, работает и в Доме творчества юных, и на радио Санкт-Петербурга, её речь абсолютно правильна, голос всегда ласков, особенно когда она читает приветы ветеранам и поздравляет их. А речения тёти Тони хочется сохранить хотя бы здесь так, как их я много лет назад записала.
Вот заглянула она с кабачком в руках, даёт <дочке моей> Оле в дорогу. Говорит о погоде:
— Зиму журав на хвостё несё, а он ещё не летел.
…Только что прочла в «Новом мире» беловские «Кануны». И просто буквальное сходство с рассказом Антонины Алексеевны. Вплоть до эпизодов — совпадения.
— Старшая сестра Маша в водянки лежала. Ой, с ей чего тольки не случалось! Она в смерти скольки раз была и от смерти уходила.
— Да с чего ж водянка-то?
— Да у ей как раз мужика посадили. Ему смертная казнь была дана, толькё опосля заменили. А так было, что он был у нас в колхозе «Голубково» бригадир, сдавал рожь. И вот на ево было написано, что он себи деньги взял, которы за рожь, и за четыреста рублей выстроил новый дом. И что рожь (это в бабках, ну, знаешь, наверху снопы, что от дождя) у его проросла. И вот комиссия. И вот суд. И его, Антона, и председателя — к расстрелу.
Про Антона (Машина мужа) ещё было донесёно, что он кулак, имел мельницу. А какая мельница? — её сами с зятем выстроили на речке и хлеб мололи. Ну, тут этот мужик, что донос писал, не выдержал — он не думал, что до расстрела дойдёт: «А не эта ли вот бумажка? — Достаёт из кармана. — Про этую рожь, что сдана?».
Так и есть — расписка как раз на эти четыреста рублей. Ну, тут судья говорит: «А за это вас самих надо к расстрелу». И велит ему сесть на подсудимую скамью. И присудил ему пять лет. А Антону и председателю смертную казнь отменили, но срок всё же дали — пять лет.
И вот Антон в тюрьме, а Машу в председатели избрали. Так вот, собрались в избы, стали рядить: «А давайте Машу председателем», — и вси руки вздынули. Тут Маша печать взяла, секлитарю говорит: «Записывай: если кто без спросу на работу не выйдет, с того три трудодня долой. Вот так и будет, это учтите».
И вот стала Маша председателем. А земля на горушке рано поспела. Она в МТС. Там у нашего тракториста спросила, есть ли трактора готовы. Он сказал, что есть, шесть штук отремонтировано. Она к дилектору: «Дайте мне трактора». Он: «Нет у меня». — «Нет, есть у вас шесть тракторов». — «Не дам». — «А так — через пятнадцать минут поезд пойдёт в Батецкую, я поеду на вас жаловаться». — «Ну, дам два». — «Нет, вси шесть. У меня земля высохла, вы работу сделаете, а потом к другим отправите».
Прислали ей вси шесть тракторов, вспахали, и на самом лучшем месте Маша решила посеять лён. Ой, бабы в голос: «Без хлеба нас оставишь». А осенью, ты слышь, Маша обоз собрала, красный флаг над конём, привели на пункт этот лён. Вот лён так лён! Маша сперви подошла, высмотрела — от таки снопики, а у ей вдвои выше. «Это по какой категории приняли у вас?» — «По седьмой». — «Ну, ну». Вот она свой лён привела, спрашивает приёмщика: «По какой категории пойдёт мой лён?» — «По двенадцатой». — Хотел, значит, выгадать себе. «Нет, это не пройдёт. Не меньше восемнадцатой. А нет — ну давай, поворачиваем, поедем в Батецкую». — Тот принял, согласился, как она ему сказала. Ту-у-ут столько им навезли за этот лён!! Дали пшеницы, да хорошой, не как наша, да масла растительного, да ситцу. Иные семьи, у кого много трудодней, по семнадцать пудов получили хлеба. Ну, хвалить Машу. Распределяли ситец: «Маше — первой». «Нет, — говорит, — мне не надо. Вы работали, вы и получите». Но всё же ей принесли на платье.
Тут на лесозаготовки пришёл наряд. Прежде два-три парня на всю зиму наряжены были. А Маша собрание собрала: «Записывай первую», — и себя называет. И вси поехали, и первое место взяли. За две недели справились. Вот такая замечательная была Маша-председатель. Да умна была: покуда у неё печать в руках, она бланков понадпечатывала, а потом всю родню из колхоза высвободила. Потом, когда уже не была председателем.
…Девяностолетнюю Машу я застала. Она приехала к сестре Тоне на лето с дочерью Анной Антоновной, сидела, грелась на солнышке, приветливо улыбалась.
