Говорят, нынче, в XXI веке, наступила постгутенберговская эпоха, и бумажные книги изживают себя. А вместе с ними — домашние библиотеки, эти пылесборники и рассадники заразы. Так ли это?
Давным-давно, когда повсюду царил советский расцвет застоя и вся жизнь у меня была ещё впереди, завернул я как-то раз в магазин старой книги, что на ленинградской улице Марата. Книг там было видимо-невидимо, и покупателям разрешалось рыться в них, сколько душе угодно.
А в этом увлечении я всегда считал себя марксистом.
Дело в том, что Карл Маркс, отвечая как-то раз на вопрос анкеты «Какое ваше любимое занятие?», написал: «Рыться в книгах». Злые языки ехидничали: небось имел в виду чужие книги, чтобы увести нужную книжонку? Но истинным любителям книг такие домыслы глубоко чужды, потому что рыться в книгах для них то же самое, что для заядлого грибника искать белые и подосиновики. Это — мания, точнее — книгомания, дающая наслаждение не только в самом процессе перебирания томов, но и в возможности, листая книги, в одной — ухватить необычный факт, в другой — интересную мысль, в третьей — прекрасное стихотворение, которого прежде не встречал…
Короче, стал я рыться сперва в художественной литературе, потом в исторической и, наконец, добрался до литературоведения. И там, в этих завалах, вдруг выудил тоненькую книжечку в выцветшей до голубизны обложке, а на ней значится: «Лион Фейхтвангер. Москва 1937. Гослитиздат 1937».
Слегка дрожащими руками открываю внутреннюю сторону задней переплётной крышки (кажется, так это называется по-научному?) и смотрю на цену, проставленную приёмщиком: 7-50.
7 рублей 50 копеек! В то время это были немалые деньги. У меня в кармане — как сейчас помню — лежала всего лишь пятёрка.
Что делать? Недолго думая, я взял эту книжечку и запихал куда подальше, к самой стене. Решил: приду завтра с деньгами. Если никто её до тех пор не купит, книжка моя. Ну, а если купят, что ж, сэкономлю семь с полтиной.
Прихожу назавтра с деньгами. Книжка стоит, дожидается моего появления. Беру её и направляюсь к продавцу. А он:
— Где вы взяли эту книгу?
— Как это где? У вас в магазине на полке, — отвечаю.
— Эта книга не продаётся!
— Неправда ваша, — говорю. — Вот указана цена, вот роспись приёмщика, который эту цену назначил. А вот полка, с которой я снял ваш товар.
Магазин не имел права принимать эту книгу, а тем более её продавать. Лион Фейхтвангер, обласканный Сталиным во время своего двухмесячного визита в СССР, увидел здесь немало всякого, в том числе побывал на втором Московском процессе так называемого «Параллельного антисоветского троцкистского центра», и вернувшись домой написал хвалебную книгу о Москве 1937 года.
Этот панегирик был тут же переведён на русский язык и напечатан в Советском Союзе 200-тысячным (!) тиражом. Однако вскоре Сталин решил, что отдельные высказывания автора идут вразрез с утверждениями Агитпропа, и книгу запретили. Её изъяли из всех магазинов и библиотек, а за обнаружение в домашней библиотеке сажали в лагерь.
В эпоху брежневского застоя такие людоедские методы, конечно, давно вышли из употребления, но многие мнения Сталина оставались в силе. Во всяком случае, «Москва. 1937» была по-прежнему запрещена цензурой.
Однако продавец счёл за благо не раздувать скандала, взял, наконец, с меня семь с полтиной, и дело с концом. Тем более деньги, как известно, не пахнут.
С тех пор эта книга Лиона Фейхтвангера стоит в нашей домашней библиотеке.
Я рассказал о ней так подробно, потому что она была первой из тех редкостей, которые мне удалось купить. Впрочем, библиофилы скажут, что все эти пару десятков «раритетов» на самом деле уже ничего особого собой не представляют, поскольку они давно переизданы, а потому стоят не дороже, чем в те времена, когда я их покупал. Что ж, я не обижусь. Эти книги мне дороги своим прошлым, той радостью открытий, которую я испытывал при их чтении, а ещё тем, как они помогали мне в работе.
Я приобретал не редкие книги, а книги, которые мне нужны сейчас или понадобятся в будущем.
Это моя рабочая библиотека. Поэтому поэзия и художественная проза занимают в ней скромное место, а историческая, мемуарная литература и книги о родном Петербурге — первостепенное.
Когда-то иметь домашнюю библиотеку считалось престижным, потому что книги, как и почти всё остальное, были в дефиците. Но во многих случаях те библиотеки ценились лишь своими корешками. Зачастую свои книги хозяева никогда не читали и подбирали их по красивым обложкам, иногда в тон обоям. Сегодня и дефицит давно исчез, и, соответственно, престиж пропал. А потому библиотеки встречаются уже далеко не в каждом доме.
Впрочем, причина не только в этом. Теперь всё большее место в нашей жизни занимают электронные книги. И многие отказались от бумажных вариантов. Говорят, что так удобнее — места в квартире места, а пыли меньше. Да и читать в смартфоне, в ридере или в планшете удобней — сам выбираешь кегль, шрифт, яркость дисплея…
Всё так. Но в электронных книгах не сделаешь пометки на полях и не отчеркнёшь то, что надо выписать для будущей статьи или очерка.
В грядущем, наверное, останутся только два вида домашних библиотек — рабочие, а также такие, в которых собраны самые любимые книги.
И напоследок напомню давний исторический факт.
— Прощайте, друзья мои! — воскликнул перед смертью Пушкин, обращаясь к своим книгам.
А могут ли быть друзья в цифровой реальности?
