25 лет назад началась война в Чечне. Она показала, что Россия тяжело больна. И в том числе её армия.
Что случилось? 12 декабря 1994 года российские войска начали военную операцию с целью взять под контроль территорию Чечни, на которой за три года до этого была провозглашена Чеченская Республика Ичкерия.
Министр обороны Павел Грачёв заявлял о способности справиться полком десантников за два часа, но к середине 1995-го федеральная группировка войск насчитывала 70 тысяч человек, а победить так и не удалось. Москва получила полномасштабную войну с невиданными после Великой Отечественной потерями. За полтора года даже по официальным данным — 5732 убитых и 17892 раненных солдат и офицеров. По подсчётам «Солдатских матерей», вышло более 14 тысяч погибших и пропавших без вести. В Афганистане, напомню, потеряли 15 тысяч человек за десять лет, хотя там территория противника была больше в 35 раз, а население — в 25.
На Первой чеченской войне всё было странным — предыстория, важнейшие решения, отношения между противоборствующими сторонами. Хотя гражданской эту войну считать нельзя из-за локализации, в обществе впервые не было ощущения, что «наши» воюют с «ненашими». Люди только привыкали к мысли, что война может быть чудовищным видом бизнеса, где всё так странно именно потому, что каждый сражается сам за себя.
Россия вошла в Чечню с советскими представлениями о товариществе, самопожертвовании и патриотизме. Нельзя сказать, что «на выходе» товарищества и патриотизма совсем не стало. Но страна, где генерал-афганец Лев Рохлин отказался от звания Героя России за взятие Грозного (сказал, что «война в Чечне — не слава России, а её беда»), необратимо отличалась от той, что мы знали прежде.
Какие-то из уроков этой трансформации усвоены, но некоторые, кажется, не будут приняты никогда.
К моменту ввода войск Чечня действительно де-факто отделилась от России? На территории Чечни уже не действовали российские законы и органы власти.
В июне 1991-го в Грозном Общенациональный конгресс чеченского народа избрал Исполнительный комитет во главе с председателем Джохаром Дудаевым — единственным генералом-чеченцем в Советской армии. Как Борис Ельцин тогда выстраивал параллельные союзным органы власти РСФСР, так и Дудаев строил альтернативу Чечено-Ингушской АССР на лозунгах независимости и национализма. Для чеченского народа, пережившего в 1940-е годы депортацию в Среднюю Азию, это были глубоко желанные призывы. 4 сентября 1991-го сепаратисты захватили грозненский телецентр и Дом радио, а Дудаев объявил о роспуске республиканских союзных структур и обвинил Россию в «колониальной политике». Более 40 депутатов Верховного Совета АССР были избиты, мэра Грозного Виталия Куценко выбросили из окна — он разбился насмерть.
На Северо-Кавказской железной дороге поезда грабили, словно бакинские караваны в XVIII веке. По статистике, за один только 1993 год в Чечне таким образом разгрузили 4000 вагонов на 11,5 миллиардов рублей, погибло 26 железнодорожников. С помощью фальшивых авизо (в основном, из чеченских банков) обналичено свыше 4 трлн рублей. Дудаев прекратил платить налоги в федеральный бюджет и запретил сотрудникам российских спецслужб въезд в республику. На этом фоне процветал захват заложников и работорговля — людей воровали на всём юге России.
По данным Всесоюзной переписи населения 1989 года, в 400-тысячном Грозном проживало 210 тысяч русских. Четыре года спустя спасшийся из Чечни беженец рассказывал журналистам:
«Ещё в 1990 году в почтовых ящиках появились первые “письма счастья” — анонимные угрозы с требованием убираться по-хорошему. В 1991-м стали среди бела дня исчезать русские девчонки. Потом на улицах стали избивать русских парней, затем их стали убивать. В 1992-м начали выгонять из квартир тех, кто побогаче. Потом добрались до середняков. В 1993-м жить было уже невыносимо. Единственное, что нас ещё держало, — мы надеялись продать квартиру. Но даже за бесценок покупать её никто не хотел. На стенах домов тогда самой популярной была надпись: “Не покупайте квартиры у Маши, все равно будут наши”. Выгоняли не только славян: популярный лозунг был “Русские — в Рязань, ингуши — в Назрань, армяне — в Еревань!”».
В 1999-м министерство по делам национальностей России сообщит, что в Чечне с 1991-го по 1999 год было убито более 21 тысячи русских (не считая погибших в ходе военных действий). В 2002-м президент Владимир Путин объявит, что в «результате этнических чисток в Чечне погибло до 30 тысяч человек, а возможно, и больше».
Как реагировали российские власти? Беженцы в России не получали никакой помощи, даже временного угла в общежитии. Хотя на заседании Государственной думы депутат Николай Рыжков признал, что русские из Чечни «бегут, извините, в одних трусах».
Дудаев перестал платить налоги с 1991 года, тем не менее федеральный центр лишь в 1993-м перечислил в Чечню зарплаты и пенсии на 11,5 млрд рублей. Эти деньги дудаевцы изъяли и объявили контрибуцией за «многовековой гнёт» народа. Российская нефть, которую чеченцы и не думали оплачивать, перегонялась в Чечню вплоть до 1994-го. Хотя даже газетам было известно, что эта нефть тут же перепродаётся за рубеж. А товарные поезда ходили по территории Чечни даже в октябре 1994-м, когда вероятность быть ограбленным превышала 50 процентов.
В июне 1992 года министр обороны РФ Павел Грачёв распорядился передать дудаевцам половину всего имевшегося в республике оружия и боеприпасов. Впоследствии он оправдывался: мол, шаг был вынужденным, поскольку чеченцы уже по факту взяли всё, что хотели. Так Дудаеву достались 200 единиц бронетехники, 120 боевых самолётов, артиллерия, ракеты, автоматы. Именно с их помощью он подавит выступления своих противников, которые так рассчитывали на Москву.
Разве не все чеченцы поддерживали Дудаева? В 1991 году в Чечне прошли президентские выборы, на которых Дудаев набрал 90,1 процента голосов. Однако его последующая политика устроила не все местные элиты, и через два года Урус-Мартановский и Надтеречный районы стали центром антидудаевской оппозиции.
В апреле 1993-го противники Дудаева организовали в Грозном майдан в поддержку референдума об отношениях с Россией, который продлился 51 день. Казалось бы, Кремль должен ежедневно напоминать по телевизору, что поддерживает митингующих, которые не хотят разрыва с Россией. Но Кремль молчал, а Дудаев вывел на улицы танки. Противники генерала были раздавлены, власть узурпирована.
Именно с этого момента в составе России появилось неконтролируемое криминальное образование, где открыто производили наркотики, отмывали деньги, торговали оружием. Одна только лаборатория в Шали, возникшая на территории бывшей воинской части, производила 3 тонны чистого героина в год, которые продавались в России.
А что же Москва? Она продолжала засылать в Чечню деньги на зарплаты и пенсии. Лидер антидудаевской оппозиции академик Саламбек Хаджиев летом 1993-го обвинил российский генералитет и боссов ВПК в тайных связях с сепаратистами. Иначе как в Чечню попадают установки залпового огня «Град» с Дальнего Востока, а боевики получают новые автоматы со складов российской армии?
С лета 1994-го дудаевцы и Временный совет Чеченской Республики использовали друг против друга танки, артиллерию и авиацию. Силы сторон были приблизительно равны. 19 сентября бэтээры антидудаевской оппозиции прорвались в Грозный, захватили танк, установку «Град», несколько орудий и Усмана Имаева — главного банкира, министра финансов и прокурора в одном лице. Как пишет политолог Руслан Мартагов, в руки оппозиции попал человек, посвящённый во все тайны финансовых и боевых операций режима: «Пленного отправили в Москву, но через две недели Москва вернула Имаева в Грозный к Дудаеву».
26 ноября оппозиция в очередной раз штурмовала Грозный при поддержке бронетехники и была разгромлена. Подбитые на улицах танки оказались приписаны к Кантемировской дивизии, а управляли ими российские военнослужащие. Москва официально своих не признала: якобы, технику украли, а танкисты — обычные наёмники, уволившиеся из рядов гвардейской дивизии. Дудаев обещал пленных расстрелять, но после встречи с Павлом Грачёвым всех отпустил, хотя в Грозном на каждом углу говорили о скором вторжении России.
29 ноября министр по делам национальностей Николай Егоров на заседании Совбеза заявил, что 70 процентов чеченцев поддержат ввод войск и будут посыпать российским солдатам дорогу мукой, а остальные 30 процентов отнесутся нейтрально.
1 декабря, российская авиация нанесла удар по аэродромам Калиновская и
Ханкала, почти полностью лишив Дудаева авиации. И только 11 декабря Ельцин подписал Указ № 2169 «О мерах по обеспечению законности, правопорядка и общественной безопасности на территории Чеченской Республики».
Началась война.
Как же получилось, что летом вовсю шумела антидудаевская оппозиция, а зимой все чеченские силы оказались против российских войск? Федералы сами постарались. В декабре российская колонна вошла в Притеречье — сердце оппозиции, где федералов встретили как освободителей. Но те расстреливали чеченцев в упор: 4 убитых, 20 раненых.
В январе 1995-го жители села Шатой своими силами выгнали боевиков Дудаева со своей территории. Старейшины подписали с федералами договор о дружбе. Дудаев был возмущён и по телевидению угрожал шатойцам возмездием. И аккурат на следующий день школу и больницу Шатоя разнесли в клочья российские вертолёты. В село вернулись боевики.
Через несколько дней то же повторилось в Шали. Жители объявили свой город нейтральной зоной, после чего центральный рынок города был атакован с воздуха. В итоге 120 трупов. В Старой Сунже жители тоже поддерживали федералов. Но когда российские войска вошли в город, спецназовцы выволокли из домов и расстреляли без суда 13 человек. Шатой, Шали, Старая Сунжа — эти топонимы будут многократно всплывать в ходе чеченской войны как «центры международного терроризма».
Это головотяпство? Возможно. Но не исключено, что лояльных чеченцев намеренно стравливали с федеральными войсками. Сильному боксёру запрещают нокаутировать слабейшего раньше шестого раунда, чтобы промоутеры могли заработать, чтобы всю рекламу успели дать в эфир.
Вероятно, российские генералы действительно считали, что чеченцы долго не продержатся, а на войну очень хотелось получить побольше ресурсов.
В чём заключалась стратегия федеральных войск? Армия шла к Грозному с трёх сторон — с запада из Северной Осетии через Ингушетию, с северо-запада из Моздокского района Северной Осетии, и с востока из Дагестана. Командовать операцией предложили первому заместителю главкома сухопутных войск Эдуарду Воробьёву. Но он отказался возглавить операцию «ввиду её полной неподготовленности» и подал рапорт об увольнении из Вооружённых сил.
За три недели эта армада с грехом пополам вышла к Грозному, штурм которого наметили на новогоднюю ночь. Безалаберность сквозила в каждом компоненте подготовки. Командирам подразделений выдали устаревшие карты города 1970-х годов с отсутствующими районами, которые появились в 1980-е. Часть улиц уже была переименована. Бойцов инструктировали: нельзя занимать частные дома, ломать лавочки, мусорки и прочие объекты ЖКХ. У встреченных людей с оружием проверять документы, оружие изымать, стрелять только в крайнем случае.
Разведка докладывала, что в Грозном 10 тысяч вооружённых до зубов боевиков, в том числе опытных наёмников, но защитники горда, по науке, создали три кольца обороны — с закопанными танками, пристрелянными орудиями и минными заграждениями. Юг города вовсе не был заблокирован вплоть до февраля 1995 года.
Федералы отправили на убой войска, почти на наполовину укомплектованные 18-19-летними срочниками. Координация действий была слабая: федеральная авиация с ходу уничтожила авангард из пяти боевых машин 104-й дивизии ВДВ. Западная группировка была остановлена на окраинах, восточная отступила и не предпринимала активных действий до 2 января.
Только северяне под командованием генерала Константина Пуликовского прорвалась к железнодорожному вокзалу и Президентскому дворцу. Как рассказывал участник боя, колонна змеей шла по городу, не зачищая в своих тылах боевиков и не создавая плацдарма для прихода пополнения. Да его и не планировалось: полководцам, командовавшим из Моздока по принципу «давай-давай», казалось, что 131-я Майкопская бригада вот-вот возьмёт дворец Дудаева и можно будет сверлить новые дырки на погонах.
Когда майкопцы были уже окружены, кто-то отдал им приказ (кто именно, не выяснено до сих пор) штурмовать вокзал. За один день новогоднего штурма потери Северной группировки составили 343 человека убитыми, 74 пропавшими без вести, сотни раненых. Плюс около 50 танков, 160 БМП, 7 «Тунгусок».
Генерал Лев Рохлин, командующий 8-м армейским корпусом, впоследствии признал: «Разгром был полный, командование находилось в шоке. За два дня я не получил ни одного приказа. Министр обороны, как мне потом рассказывали, не выходил из своего вагона в Моздоке и беспросветно пил». 1 января у Павла Грачева был день рождения и окружение, возможно, мечтало принести ему в этот день победу.
После «новогоднего штурма» Грозного в руководстве войсками что-нибудь изменилось? Да, в Грозном перешли к «сталинградской» тактике — уличные бои, дом за домом. Армия постепенно начинала воевать как надо. Вовсю использовалось преимущество в артиллерии: боевая группа сообщает координаты цели, и через 20–30 секунд орудия открывают огонь.
Обе стороны не церемонились друг с другом. Перед штурмом здания Совмина чеченцы вывесили в окнах трупы федеральных солдат. А когда федералы окружили на пустыре «абхазский батальон» Шамиля Басаева, генерал Рохлин приказал вывезти на прямую наводку «шилки» (четырёхствольные скорострельные зенитки) — и в итоге из басаевцев мало кто ушёл.
За пределами Грозного федералы взяли Шатой, Ведено, Ножай-юрт. 13 февраля в Ингушетии стороны договорились о перемирии и обмене пленными. В окопах много говорили о том, что перемирия в Чечне какие-то странные – наступают, когда враг основательно потрёпан и нуждается в отдыхе. Так будет вплоть до Хасавюртовского мира, заключенного летом 1996 года.
Что происходило между участниками бойни на личном уровне? Всё-таки они были гражданами одной страны. Война в Чечне совершенно не походила на войну в привычном понимании, где здесь наши — там фашисты.
Невозможно представить, чтобы немецкие матери в 1943-м приехали под Сталинград искать своих сыновей. Галина Марченко из Ярославля отправилась в Чечню спасать пленных солдат, а привезла домой 6-месячного чеченского мальчика Рустама. Ребёнка ей отдала собственная мать, с которой Марченко ночевала в каком-то подвале: «Сестра, забери с собой, может быть, там он выживет». Марченко потратила кучу денег в Москве (поняла, что до Ярославля младенца не довезёт), чтобы вылечить Рустама от рахита, дисбактериоза, паротита, гипотрофии. СМИ рассказывали и о бывшем солдате из Наро-Фоминска Владимире Храпове, который пригласил на свадьбу чеченцев, у которых был в плену. Эти чеченцы его, по сути, спасли — известили мать и помогли выбраться в Махачкалу.
Вероятно, впервые в российской истории журналисты показывали войну без патриотических прикрас. Даже в 1917-м голоса солдат из окопа не звучали так резко: «Мы — окопное быдло. Война в Чечне — война лампасов».
Майор рассказывал, как солдат предлагал ему обменять свой штык-нож на шприц-тюбик промедола (сильнодействующего обезболивающего): «У него зубы от страха стучат. Он призыва осени 1994 года, только присягу принял, ни разу не стрелял, а его в Чечню. Из воздушного десанта мы не взяли сюда ни одного молодого бойца, а в пехоте, у танкистов каждый второй из таких. Какой полководец мог послать этих пацанов на смерть?».
Рядового Алексея Урожаева доставили на «пинцете» (санитарном самолёте) во Владикавказ с массой тела 47 кг при росте 168 см. Дефицит тела в 21 килограмм образовался у него после питания в в/ч 01860: на завтрак — разваренная крупа, на обед — чай, деликатесом называли банку рыбных консервов на восемь человек. Всплыла и дикая история о том, как у бойца вымогали деньги за БТР, сгоревший в бою якобы по его вине.
Нижегородка Любовь Тумаева три года не могла похоронить своего погибшего сына — «цинк» с его телом по ошибке отправили в другой город, а военные не торопились исправить свой просчёт.
Они же никак не помогли Любови Родионовой найти и спасти попавшего в плен сына Евгения. 19-летний пограничник Женя пропал в Ингушетии, заступив на пост в будку без света и связи в 800 метрах от заставы. Ночью оттуда доносились крики и возня, на полу обнаружили лужу крови, но матери отписали: «Ваш сын самовольно оставил часть». Любовь Родионова искала сына 10 месяцев, встречаясь по несколько раз с чеченскими полевыми командирами. На авиабазе в Ханкале на трёхъярусных койках вместе с ней жили ещё 80 матерей, тоже бросившие всё ради поисков. Военные помогали им только в частном порядке, по доброте — никакой системной помощи не было.
Спустя полгода Женю казнили по приказу «эмира» Хайхороева — пленный отказался принять ислам и воевать против федералов. Мать сама откапывала его тело и везла останки на поезде. «Чем так пахнет?», — спрашивали соседи по плацкарту. Родина вспомнила Евгения Родионова только в 2010-е: в газетах замелькало его красивое мужественное лицо — вот, дескать, настоящий герой, принял смерть за Родину, нам снова нужны такие.
Как война изменила ценности? После 1995-го патриотизм уже стал другим. На бытовом уровне часто слышались предложения сбросить на Чечню какую-нибудь бомбу, чтобы там больше не гибли наши пацаны. Героем статей и книг стал русский солдат, воюющий не за абстрактную родину, а за того парня, что пыхтит рядом. Он не из тех, кто «за ценой не постоит», для него победа — просто с честью дожить до дембеля.
Побывав в Чечне и сняв два фильма, тележурналист и депутат Госдумы Александр Невзоров, известный радикальными прогосударственными взглядами, заговорил совсем иначе:
«Я убедился, что русский патриотизм — очень опасная штука, потому что власть этот патриотизм, эту естественную привязанность к своей стране умеет использовать самым бесстыжим и преступным образом. Стало понятно, что все эти трупы, все эти мальчики со ртами, набитыми червями, лежащие на улицах Грозного месяцами и никому не нужные, — всё это впустую! Они во многом шли на войну из-за того патриотизма, который и я сам на тот момент раздувал и генерировал».
Моментом истины стал Хасавюртовский мир, после которого властям стало ещё сложнее прикидываться родиной. Кремль в минуту слил все результаты, достигнутые ценой большой крови, даже не попытавшись вытащить из рабства тысячи пленных солдат. Хотя рычаги, безусловно, имелись. Войска вывели, предоставив Чечню её разношерстным эмирам (Дудаева убили ещё весной 1996-го), вместо танков направив в республику деньги «на восстановление». Война и мир на глазах стали товаром, который выкладывался на прилавок в зависимости от конъюнктуры без всяких поправок на стыд.
В превращённом в руины Грозном мистическим образом уцелел нефтекомплекс, среди его владельцев называли Бориса Березовского. А кварталы Грозного восстанавливала швейцарская фирма «Мабетекс», оскандалившаяся в связи с реставрацией Московского кремля. Денег на Чечню не жалели: даже за остаток 1996 года строителям дали кредит в 1 млрд долларов и 36 млрд рублей (курс доллара был 1:6).
Руслан Мартагов пишет: «6 марта 1996 года боевиков, по их собственным признаниям, “запустили” в Грозный. Вскоре они вышли из города, увозя на угнанных машинах награбленное имущество. Ни один самолёт авиации федералов не бомбил и не обстреливал эти машины. Зато потом авиация и артиллерия работали в Грозном вплоть до 15 марта, круша “восстановленные” здания и предприятия. Чтобы деньги можно было списать».
В 1995-м при переправе через Терек якобы были потеряны (утонули) 70 боевых танков Т-80. До сих пор не предпринимается усилий, чтобы эти машины поднять. Почему? Глубина Терека сопоставима с глубиной Москвы-реки, а суммарная стоимость бронетехники — с ценой атомной подлодки «Курск», которую достали аж со дна Баренцева моря. Народ, выросший на образах воинов-освободителей, не имел ни единого шанса принять всё это и остаться прежним.
