В начале 1990-х годов ряд журналистов и писателей во главе с Владимиром Солоухиным во множестве публикаций взялись порочить имя Аркадия Гайдара. Били по коллеге, но метили, конечно, в его внука — Егора.
ОТ РЕДАКЦИИ. В начале 1990-х годов десятки никому не известных журналистов во главе с шумно известным прозаиком Владимиром Солоухиным стали дружно делиться своими открытиями в гайдароведении. Каждый из них сообщал в своём органе печати, чтО он узнал о неслыханных преступлениях, будто бы совершённых в годы Гражданской войны неким Аркадием Голиковым, в будущем писателем Аркадием Гайдаром.
На самом деле это была умело организованная и несметно оплаченная кампания с привлечением мерзавцев психологов, психиатров и терапевтов-кардиологов для умерщвления одного-единственного человека — Егора Гайдара. В начале перестройки внук писателя оказался единственным человеком в бывшем Советском Союзе, который знал, как нужно перевести страну от «развитого социализма» к рыночной экономике.
Для него была организована система постепенного убийства по образцу китайской пытки каплями воды. Ежедневные газетные «капли» должны были разрушать мозг и сердечно-сосудистую систему великого экономиста и реформатора.
Егор Тимурович Гайдар внезапно скончался в 54 года. Пытка прессой оказалась безотказной.
Мы публикуем главу из книги главного гайдароведа страны Бориса Николаевича Камова «Аркадий Гайдар без мифов». Она издана в октябре этого года «Издательским домом “Недра”».
В окружавшем меня пространстве существовало два моих смертельных врага: Владимир Солоухин и его книга «Солёное озеро». Я ненавидел и ненавижу оба объекта.
Я знал, что с военных лет, с момента службы в охране Кремля, Солоухин стал платным агентом Лубянки. Это позволило ему (в отличие от других бойцов кремлёвского гарнизона) не попасть на фронт.
Московской литературной общественности было известно, что в мирные годы Солоухину было «доверено» курировать Союз писателей. Я сам случайно наблюдал: если Солоухин появлялся в гостиной Центрального дома литераторов, люди прерывали беседы или понижали голос.
За свой век я повидал много неприглядного и на улицах, и в помещениях. Но я не видел ничего более омерзительного, чем пьяные дебоши, которые Солоухин устраивал в фойе того же Дома литераторов, понимая, что никакая администрация не осмелится его остановить или вызвать милицию.
Параллельно с этим я знал до мельчайших подробностей жизнь Аркадия Петровича. Ему и его книгам я был обязан жизнью (о чём я писал), своей скромной тимуровской биографией. Во взрослые годы я ещё раз убедился в созидательной мощи тимуровского движения, когда удалось на какой-то срок возродить его вторую волну, создать Всесоюзный тимуровский штаб.
И последнее: Солоухин с присущей ему бесстыжестью, хвалясь своей изобретательностью, написал о том, как несколько раз в буквальном смысле дурачил медицинские комиссии, которые приезжали в Кремль для отбора бойцов на фронт. Он нарочно плохо стрелял, когда проверяли его зрение. Для передовой он, естественно, не годился, а с военной службы его не увольняли, потому что он служил стукачом. Фактически Солоухин оказался многократным дезертиром.
…А Гайдар первое заявление с просьбой послать его на фронт подал в райвоенкомат уже 23 июня 1941 года. Остальное хорошо известно.
Я не мог смириться, что такое ничтожество и такой негодяй, как Солоухин, нравственно уничтожает Голикова–Гайдара именно как личность, сурово осуждает будущего писателя за безнравственность на Гражданской войне, прибегая для этого к циничному вранью и разного рода фальсификациям: лжесвидетельствам, подчистке данных, изготовлению поддельных документов.
Конструкция личности Владимира Солоухина определила и своеобразие книги «Солёное озеро». Способность автора к безразмерной лжи и отсутствие корректирующего механизма совести придали «Солёному озеру» некую привлекательность. А публицистический задор в изложении невероятного и даже технически невозможного одарили текст внешним правдоподобием.
Жанр книгообразного явления, названного «Солёным озером», автор определил как роман. Между тем этот продукт книгопечатания не имел к литературе никакого отношения. В «Солёном озере» не было никакого сюжета, а так же составной части, которая именуется «художественным замыслом». Присутствовало только намерение выплеснуть на книжные страницы как можно больше драматично-грязного, связанного с войной, и повесить это всё на чью-то шею.
Дальше. В тексте не было главного персонажа. Того, кто именуется действующим лицом. Но присутствовало лишённое всякой материальности существо, не имеющее тела, каким-либо способом очерченного лица. На протяжении двухсот с лишним страниц этот продукт романического творчества не произносил ни единого слова. Известный беллетрист и лауреат Солоухин уверял читателей, что перед ними тоже известный командир Гражданской войны по имени Аркадий Голиков.
Как человек, владеющий грамотой уже 78 лет и живущий в семье, где ни в квартире, ни на даче, ни даже в гараже негде спрятаться от книг, утверждаю: «Солёное озеро» невозможно читать. (Сам я прочитал «роман» дважды и продолжаю изредка к нему обращаться: работа.) С 1994 года (когда «Солёное озеро» вышло) раз полтораста-двести меня не без ехидства спрашивали:
— А как вы относитесь (или: «Как вам нравится?») «Солёное озеро»?
Я сдержанно отвечал, затем спрашивал сам:
— А вы «Солёное озеро» читали?
Мой вопрос вызывал растерянность и смущение. Выяснилось, что из моих собеседников-интервьюеров держали книгу в руках десятка полтора. Листали, выхватывали глазами какие-то главы человек пять. От начала до конца не прочитал ни один человек.
Широчайшая известность «романа» возникла по технологии сплетни. Те, кто успел прочесть пару-тройку самых кричащих фактов (как позднее выяснилось, лживых), пересказали их знакомым и сослуживцам. А там пошло. Сплетни иногда распространяются быстрее, чем новости на телевизионных каналах. Тем более о таком известном человеке, каким был Аркадий Петрович.
Когда Солоухин впервые выступил с обвинениями против Гайдара в «Огоньке», за него пытались заступиться писатели-фронтовики — Александр Борщаговский, Евгений Долматовский. У них ничего не получилось. Они не располагали контраргументами, чтобы опровергнуть Солоухина.
Оба писателя обратились к руководству писательского союза с просьбой вмешаться. Руководство отказалось. У него тоже не было нужной опровергающий информации, да ещё по событиям Гражданской войны. Это чистая правда. Ложь состояла в другом. Руководители Союза могли призвать Солоухина к себе и потребовать от него доказательств, что Голиков-Гайдар собственноручно расстреливал группы мирных жителей.
Солоухин никакими доказательствами не располагал. Будучи, как мы увидим, страшенным трусом, он бы на этой публикации, скорей всего, и остановился. Но секретари Союза, стыдно сказать, побоялись вступать в конфликт с Солоухиным, помня, что он долгие годы имел прочные связи со спецслужбами.
Так со своей ненавистью к Солоухину я остался с ним в литературном поле один на один.
За спиной Солоухина стояли организаторы гайдарофобской компании с неограниченным бюджетом. За моей спиной — никого, кроме близких и друзей. Как большинство товарищей по ремеслу, я располагал стеснёнными средствами. Первая, главная моя задача состояла в том, чтобы найти способы опровержения обвинений, которые Солоухин обнародовал. Тут было над чем задуматься.
Он ездил в Хакасию уже в период начатой работы над «Солёным озером». Встречался со множеством людей, ссылался на свидетелей — рассказчиков, в большинстве случаев не называя их имён.
Я дважды летал в Хакасию задолго до него. Я ещё застал в живых бывших красноармейцев Голикова, записал на плёнку воспоминания квартирной хозяйки Аркадия Петровича. В свои 80 лет Аграфена Александровна Кожуховская сохранила телесную прочность, ясность ума, чёткую память и замечательную речь.
Я подружился с Павлом Михайловичем Никитиным, бывшим начальником разведки у Голикова. Павел Михайлович жил под Москвой. Мы с ним время от времени встречались. И его я записывал на плёнку. Но информация Солоухина, и сведения, которые я собрал до него, нисколько не совпадали. Какие-либо архивные документы он не публиковал. Он делал всё, чтобы его невозможно было уличить во лжи. Выход я увидел в одном — в необходимости запустить в активную работу собственные мозги. Обставить Солоухина в этой мошеннической игре.
Подробно об этом поединке мозгов я поведал в книге «Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров». Сейчас приведу лишь несколько примеров.
Удобный свидетель. Солоухин давно был связан с Хакасией. Он переводил народные сказки с местного языка на русский. У него там завелись приятели. И будто бы один из них, местный прозаик, рассказал Солоухину о нескольких злодействах Голикова.
Но так случилось, что в Абакане меня тоже познакомили с этим же писателем: симпатичным, спокойным, доброжелательным человеком. Я расспрашивал его о Голикове. Никаких сенсаций не услышал, но и на злодейства будущего классика советской литературы мой собеседник ни одним словом даже не намекнул. Выход я увидел в одном — в том, чтобы позвонить и переспросить.
Я позвонил в Абакан. Печальный женский голос ответил, что человек умер.
— Давно?
— Три года назад.
Человека было жалко. Но подумалось: «Возможно, Солоухин и сослался на него потому, что нельзя переспросить».
Неудачный звонок обнадёжил меня тем, что какая-то часть солоухинских сведений поддаётся проверке.
Кто кому стрелял в затылок?
Не помню сенсацию, которая бы так потрясла читающую России, как сообщение Солоухин о том, будто бы Голиков однажды утром задал какие-то вопросы 16 хакасам, задержанным накануне. Не получив нужного ответа, Голиков собственноручно их умертвил выстрелами в затылок.
Эти выстрелы в затылок, особо автором подчёркнутые, показались мне крайне подозрительными. Я решил выяснить, откуда Солоухину стал известен этот эпизод да ещё с такой разящей подробностью. Опускаю рассказ о процессе поиска. Сообщаю, чтó нашел.
В Хакасию я не поехал. Ответ обнаружился Москве. В книге «Наваждение». Автором её оказался Солоухин. И тоже Владимир Алексеевич, известный полуклассик и лауреат. Именно здесь он впервые поведал российской публике о… «стрельбе в затылок» захваченным заложникам.
В этой книжке, опубликованной тоже в 1991 году (как и статья в «Огоньке») стрелял не «псих» и не приверженец геноцида Аркаша Голиков. Развлекались этим людоедским мастерством чекисты. Причем одесские. Узнал об этом Владимир Алексеевич не от хакасских друзей-собутыльников, а от Владимира Галактионовича Короленко.
Известный писатель сразу после революции, в 1920 году, сообщал, что в Одессе чекисты хватают мирных жителей, приводят в какое-то помещение, заставляют наклонять голову над унитазом в уборной (чтобы не пачкать пол брызгами крови!) и стреляют в затылок. Затем «спускают воду. Всё чисто».
Сообщал всё это Короленко в Москву. Наркому просвещения Анатолию Васильевичу Луначарскому в надежде, что нарком передаст содержание письма Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому.
Владимир Галактионович добавлял: такое творится не только в Одессе. «В Полтаве чекисты ставили расстреливаемых над открытой могилой и расстреливали в затылок без всяких церемоний (курсив мой. — Б.К.)».
Солоухин, за неимением других обличительных фактов и сам не чуждый тайной охранительной деятельности, приписал опыт одесских и полтавских палачей начальнику второго боевого района в Хакасии Аркадию Петровичу Голикову.
Сколько же хакасов Голиков утопил в Солёном озере?
Когда Солоухин получил приглашение сочинить книгу о зверствах будущего писателя в Хакасии, он сильно задумался. По его признанию, он никогда не писал ничего историко-биографического, не работал в архивах, не собирал воспоминания.
Солоухин решил посоветоваться. Его абаканские друзья пришли от заказа в восторг.
Они сообщили, что о злодеяниях Голикова в Хакасии ему расскажут в каждой семье. Он найдёт огромное количество документов в архивах. Всё записано. Но главным оказалось вот что.
Приятели вспоминали, что Голиков зимой 1922 года устроил массовую расправу над мирными жителями. Он свозил их на санях на Солёное озеро, а затем топил — женщин, стариков, детей, даже больных — в проруби. Это может быть историческая эпопея о величайшей трагедии хакасского народа.
Солоухин, я это знаю, был хорошо знаком с малоизвестной книгой Николая Эдуардовича Гейнце «Судные дни великого Новгорода». Про то, как Иван Грозный и Малюта Скуратов учинили в Великом Новгороде «кровавую бойню». Солоухин получил модель того, что он напишет тоже.
У него сразу родилось хлёсткое название будущего произведения — «Солёное озеро». С этим названием в кармане, в надежде создать трагическую эпопею московский писатель отправился в Абакан. Он предвкушал недолгую полуувеселительную прогулку.
В Абаканском государственном архиве столичному гостю, действительно, пошли навстречу. Без хлопот ему вывезли из хранилища толстенные папки отчётов и донесений о боевой деятельности отрядов ЧОН, в том числе на территории боевого района, которым командовал Голиков. Но никаких документов о его преступной деятельности Солоухин не обнаружил вообще. А в связи с Солёным озером в особенности. Но самоуверенный Солоухин успокоил себя тем, что о трагедии на озере всё равно напишет. А когда найдутся документальные свидетельства, для пущей убедительности их добавит.
Поначалу ему повезло, Солоухину взялся помочь местный профессор-историк. Он сообщил, что Голиков назначил массовую казнь на день своего рождения, 22 января 1922 года. «Хотел ознаменовать этот день потоплением десятков людей».
Авторитетное мнение хакасского профессора, включённое в «Солёное озеро», оказалось бесстыжим враньём.
Архивные документы показали, что на самом деле свое восемнадцатилетие Аркадий Петрович Голиков отметил в центре России. Здесь он сел на поезд, который шёл в сторону Сибири. Что происходило в пути, сейчас рассказывать не буду. Только отмечу — в Хакасию, в Ачинско-Минусинский район Голиков попал 24 марта 1922 года. А дела принял 27 числа. Так что отметить день своего рождения массовым утоплением будущий писатель не имел возможности.
Как же всё-таки прошло утопление? Очень интересно. Главу о том, как зверствовал Голиков, Солоухин, конечно, написал. Получилась сильная глава. Не хуже, чем у Гейнце, который написал за свою жизнь шестьдесят романов.
Но к тому моменту, когда нужно было сдавать «Солёное озеро» в типографию, в новой России началась кампания против шельмования людей в печати, против клеветы. Солоухин вспомнил про моё открытое письмо, опубликованное в газете «Мегаполис–экспресс», где я назвал его клеветником. И главу вынул. Книга про трагедию на Солёном озере вышла без главы о трагедии…
Но, быть может, Солоухин ошибся? Поспешил?.. Спросим у сведущего человека.
Живёт в Абакане исследователь, историк Александр Шекшеев. Он проследил по документам историю взаимоотношений спецслужб и Красной Армии с населением Хакасии с 1917 до 1928 года. Три его опубликованные статьи содержат ответы на многие интересные нам вопросы. Один из вопросов таков: известны ли случаи, когда местных жителей топили в водоёмах?
Да. Известны. В селе Новосёлово Минусинского уезда в полынью было сброшено несколько человек, в том числе дети. Но эту казнь произвёл начальник местной милиции Ардашев 14 января 1921 года, то есть за 14 месяцев до приезда Голикова в Хакасию.
Имели ли место массовые утопления жителей?
Да. Имели. Только не в Солёном озере, как утверждал Солоухин, а в Малом и Чёрном озёрах. В ледяную воду местными коммунистами были загнаны до ста человек. Но Гайдар к этим преступлениям не причастен.
* * *
В «документальном» романе «Солёное озеро» не нашлось ни одного исторически достоверного эпизода, включая заявленный на обложке. В книге не оказалось ни одного правдивого слова о главном персонаже.
Роман В.А. Солоухина «Солёное озеро» оказался самым худшим произведением за всю многотрудную историю отечественной литературы.
Мало того, создание и опубликование «романа» стало уголовным преступлением, попыткой одного литератора навсегда вывести из круга чтения художественно- педагогическое наследие другого литератора, употребив клевету и ложь.
Дезертир Великой Отечественной войны Владимир Солоухин попытался опорочить национального героя той же войны, любимого писателя громадной страны Аркадия Гайдара.
Как перетрусивший от своей лжи Солоухин стал искать защиты у меня
Ещё до выхода «Солёного озера» отдельной книгой газетная и журнальная ложь Солоухина о зверствах Голикова приобрела громадные масштабы. Про стрельбу в затылки, про колодцы и проруби, которые Голиков будто бы заполнял женскими и детскими телами, люди передавали из уст в уста в качестве главных новостей.
Но когда обличения автора «Владимирских просёлков» принесли ему невиданную популярность и он вправе был считать себя триумфатором, на самом деле он не находил себе места. От страха.
На краю его рабочего стола лежал номер газеты «Мегаполис-экспресс» с моим «Открытым письмом к родным и близким А.П. Гайдара-Голикова». В нём я призывал подать на Солоухина «в суд за клевету в печати». Но уже обнародованная газетная клевета была мелочью по сравнению с тем, что лже-биограф напихал в ещё не законченную книгу.
Её нужно было спасти от полного, документированного разгрома. Но как это сделать? Солоухин нашел прямой, без осечек, ход, популярный в России. Дать взятку. Кому?! Разумеется мне. Кому же ещё? Но предложить мне иноземные бумажки с портретами чужих президентов он поостерёгся (или пожалел?). И ход он придумал блистательный. Без материальных потерь. С безналичным расчётом.
В серёдку своего рассказа о судьбе жестокого чоновца Аркадия Голикова Владимир Алексеевич вставил такой ошеломляющий абзац:
«Не так давно мой коллега, Борис Николаевич Камов, автор двух замечательных очерков о смерти Колчака и о смерти адмирала Щастного… выступил с новой публикацией об Аркадии Петровиче (подчёркнуто мной. — Б. К.)».
Два моих материала, опубликованные Артёмом Боровиком в газете «Совершенно секретно», произвели на Солоухина сильное впечатление. Особенно мой психологический портрет В.И. Ленина, который автор «Солёного озера» процитировал в этой книге. Цитата заняла две страницы.
Не считайте, уважаемый читатель, что Владимир Алексеевич Солоухин сбился с панталыку. Он совершил чётко продуманный психологический маневр. В литературной среде России уже более ста лет существует великая традиция. Если один литератор, даже абсолютно незнакомый, скажет одобрительное слово о работе товарища по ремеслу, тот, кому было оказано внимание, должен выразить свою признательность.
Когда-то писатель Дмитрий Васильевич Григорович похвалил начинающего писателя Антошу Чехонте — будущего великого Чехова. Затем уже прославленный Антон Павлович похвалил начинающего прозаика из «босяков» Максима Горького.
Горький взрастил десятки советских писателей. Был среди них и Борис Кампов — будущий Борис Полевой, автор «Повести о настоящем человеке».
Борис Николаевич Полевой, редактор журнала «Юность», оказался первым известным писателем, который прислал мне, начинающему прозаику, поздравления по случаю удачной публикации в главном молодёжном журнале Советского Союза.
Я тут же поехал в редакцию «Юности», чтобы представиться (мы раньше не были знакомы) и сказать своему тёзке, Борису Николаевичу, спасибо. В ответ я получил приглашение продолжить сотрудничество, которым воспользовался.
Такую святую традицию, насколько я знаю, за сто с лишним лет никто не нарушил. Мне предстояло позвонить моему старшему наставнику Солоухину и тоже поблагодарить. В ответ я получил бы приглашение встретиться и лично познакомиться. Ведь мы заочно уже давно знакомы.
Если кто этого ещё не знает, информирую: подобные творческие встречи посуху не происходят. И Владимир Алексеевич привычно рассчитывал, что за столом (или под ним) он со мной обо всём договорится. И «Солёное озеро» будет спасено.
План выглядел безукоризненно. Только я нарушил первый пункт. Я не стал звонить…
Использованные материалы
Солоухин Владимир. Наваждение. М., Библиотека «Огонька».1991. № 43.С. 33, 152
Солоухин Владимир. Солёное озеро. Издательство АО «Цицеро». М., 1994. С. 120
Шекшеев А. Гайдар и красный бандитизм.: последняя тайная тайна. Газета Хакасия. 2005. 10,14,16 декабря
