В последнем слове на суде хозяин липового подразделения Советской армии Николай Павленко заявил, что его опыт и знания могут пригодиться Родине. Возможно. Но — не пришлось…
Как жить завтра
Война заканчивалась. Войдя в Кёнигсберг на другой день после того, как его сдали немцы, инженер-полковник Николай Максимович Павленко направил бойцов своего стройбата расчищать завал на углу Гинденбургштрассе. Сам же решил немного расслабиться.
Его очередная фронтовая подруга, докторша из госпиталя, пожелала осмотреть могилу философа Канта. Сказано — сделано. Правда, пришлось поколесить по Кёнигсбергу немало. Часа полтора бестолково катались по улицам, но могилу отыскали. Впрочем, смотреть было особо нечего — собор в руинах; правда, чудом сохранился саркофаг, надпись на мраморе: «Immanuel Kant — 1724–1804».
Потоптавшись немного, компания поехала в ближайшую к городу рощицу. Повар, разделав барашка, мельчил парниковую зелень и готовил бутылки вина, взятые из подвалов какой-то виллы. Волшебный запах, не чета осточертевшему гуляшному в офицерской столовой, перебивал даже едкую вонь серы, стоявшую в воздухе после недавних миномётных обстрелов.
Как обычно после хорошей еды и выпивки, Николай Максимович приумолк и задумался. Как добыть эшелон для вывоза трофеев? И вообще — как жить дальше в советской стране подпольному миллионеру?..
Первый полёт нового сокола
Максим Павленко, родитель будущего инженер-полковника, считался у себя на селе Новые Соколы крепким мужиком. Мельница, доставшаяся ему от покойного батюшки, была оборудована паровым двигателем. Работы хватало всем: главе семейства, сезонным батракам и даже семи малолетним детишкам, которые росли смирными и послушными. Только второй из сыновей, Колька, пошёл не в родню. Едва освоив грамоту в церковно-приходской школе, стал бегать к сельскому старосте — помогал писать прошения и ходатайства. И при этом все полученные за труды деньги тратил втихую на сладости и обновы, за что бывал бит вожжами…
Семья пережила и войну, и революцию, и продразвёрстку. Но к концу 1920-х, когда началось раскулачивание, мельник понял: грядут лихие времена. Конечно, документы, подтверждающие, что он, Максим Павленко, не чуждый элемент, а деревенский трудящийся середняк, в наличии имелись. Сын Колька бумаги выправил в лучшем виде. Но ведь может случиться, что кто-нибудь из односельчан наговорит фининспектору лишнего.
Занятому своими проблемами отцу было невдомёк, что не он один ломает голову, ища спасения. Колька озаботился происходящим не меньше.. И улучив момент, когда сельсоветовская печать оказалась без присмотра, заверил по всей форме заранее написанную справку. В ней указывалось, что «тов. Павленко Н.М., сын трудового многосемейного крестьянина деревни Новые Соколы, комсомолец, направляется поселковой ячейкой в тверской губком с целью строительства светлого коммунистического будущего» После этого «сын трудового многосемейного крестьянина» прихватил из отцовой кубышки изрядную толику и отправился покорять Тверь.
Бойкий и грамотный деревенский паренёк сразу обратил на себя внимание. Через полгода собрание губкома единогласно проголосовало за то, чтобы выдвинуть Колю Павленко для обучения в инженерно-строительном институте.
Сдал всех, кроме экзаменов
Химия, сопромат и высшая математика вызывали у нового студента зевоту. Зато в общественной работе Павленко не знал равных. Он выступал на собраниях по-комсомольски открыто и горячо и даже лично придумал новый лозунг: «Коммунизм — святая обязанность каждого гражданина Союза ССР».
Активиста вызвали в местный отдел НКВД, где сотрудники Керзон и Сахно предложили активисту вплотную заняться борьбой с троцкистами. И тот без колебаний согласился.
Работа в НКВД сулила Николаю прекрасное будущее, но не о такой карьере мечтал Павленко, покидая Новые Соколы. Поэтому обратился к руководству с просьбой направить его на другой фронт работы. С учётом двух курсов инженерно-строительного института, «молодого специалиста» назначили прорабом в Главвоенстрой, и Павленко, едва освоивший азы инженерии выехал на свой первый объект.
Став ответственным работником, Николай Максимович сразу увидел: при такой бухгалтерской отчётности запросто можно украсть целую стройку — никто ничего не заметит. Но для начала решил пустить налево хотя бы штук пять вагонов лесоматериалов.
За покупателем дело не стало. Осенью 1933-го в кабинете Павленко объявился односельчанин Ленька Рудниченко. Старые знакомые обнялись, вспомнили босоногое детство. После чего Рудниченко прямо объявил:
— Беру всё! — и подмахнул документы размашистой подписью «Т. Никонов».
Так начинался бизнес будущего советского подпольного миллионера. Павленко понял, что теперь главное — не привлекать к себе внимание. Поэтому тратил деньги очень аккуратно, а трудился доблестно, за что получил повышение по службе — был назначен завстройучастка. И чтобы окончательно укрепить свою репутацию, ему оставалось только жениться…
У жены не женское лицо
Судя по фотографии, Ира Карловна Павленко была не хороша собой, её отличало другое достоинство — солидный стаж работы в партийном аппарате. Имея партжену, Павленко к весне 1941-го дослужился до военинженера с одной «шпалой» в петлице, то есть до капитана. А поскольку жена не лезла в его дела, можно было спокойно наращивать бизнес с Рудниченко.
Задумки Николая Максимовича простирались вперёд на десятилетия. И наверняка бы исполнились, если б не война.
Военинженер Павленко сразу оказался на передовой. Но уже в конце октября всеми правдами и неправдами добыл какое-то командировочное предписание и отправился выполнять приказ. Кроме предписания он достал документ, который особисты называли «непроверяшкой». В его левом углу стоял штамп «ПВ» — то есть «Пропуск везде».
Полтора месяца, периодически переправляя дату, проставленную в предписании, он добрался до города Калинина, где жил своевременно получивший бронь Рудниченко. Друзья выпили, разговорились. И тут Николай Максимович изложил свою идею — создать собственную воинскую часть.
Часть имею!
Подбором кадров занялся будущий политрук подразделения Рудниченко. С Юрием Константинером, запросившим должность начальника контрразведки, они ещё в 1936-м немало покуролесили по колхозам, забирая под липовую расписку зерно со всем урожаем. Начштаба стал Михаил Завада, с которым Рудниченко сидел в 1932-м. А Грудева и Федосиева, освободившихся перед самой войной, взяли потому, что они считались ребятами лихими и фартовыми.
Бланки и продовольственные аттестаты отпечатали в калининской типографии, подделав официальное требование, в котором значилось: «в/ч №… во время дислокации попала под бомбёжку, в результате чего автомашина, перевозившая документацию, была разбита прямым попаданием…»
Остальное оказалось ещё проще. Обмундирование купили на чёрном рынке. Гербовую печать с надписью «Участок военно-строительных работ» (УВСР-5) и несколько штампов вырезал сам Рудниченко — как обычно, из резиновой подошвы. И, наконец, был изготовлен бланк со специальным шифром, который означал, что данная войсковая единица подчиняется не Наркомату обороны, а лично Верховному Главнокомандующему.
Закончив черновые приготовления, Павленко отпечатал на своём штабном «Ундервуде» официальное письмо и отправился в облвоенпрокуратуру. Получить необходимые резолюции труда не составило. Во вверенную ему войсковую единицу начали направлять выписавшихся из госпиталя после ранения бойцов.
В июле 1942-го подразделение отбыло на выбранное «командирами» место назначения. В задачу стройчасти входил весь комплекс ремонтно-строительных работ, которые заключались по контрактам. В условиях, когда почти все расчёты между воинскими частями производились живыми рублями, так называемый денежный ящик (казна части, охраняемая наравне со знаменем и прочими атрибутами) находился в полном командирском распоряжении.
Рядовые, расчищавшие завалы на шоссе, не подозревали, в какой необычной части проходят службу. Жилось им в целом сносно, и уж совсем хорошо стало после того, как осенью УВСР перешёл в ведение РАБа — района авиационного базирования.
Впрочем, давая за эту трансформацию взятку кому надо, Николай Павленко меньше всего беспокоился о бойцах. Ему нужна была легализация войсковой единицы. Тот факт, что за это время командование фронта не направило в УВСР ни одной серьёзной проверки, можно было расценить только как удачу…
От Москвы до Бреста нет такого треста
Новое начальство было очень довольно работой Николая Максимовича. Отчётность, как подтверждали проверки, велась безукоризненно. Нареканий со стороны заказчиков не наблюдалось. Политико-просветительные мероприятия проводились регулярно.
Павленко умел и знал всё, что положено армейскому руководителю его уровня и во всех делах следовал любимому присловью: «Из любого плохого положения можно сделать хорошее. Зависит от того, как взяться». Взять, скажем, ситуацию, сложившуюся с началом наступления наших войск. Объём работ стройбата, следовавшего за продвигавшимися к границе частями, значительно увеличился. Требовалось пополнение. Рассчитывать на отзыв бойцов с передовой было бы смешно. Тогда Николай Максимович добился в штабе округа разрешения зачислять в свой штат солдат, отставших от других частей.
Поскольку бдительность диктовала в каждом таком бойце подозревать дезертира, Павленко допрашивал вновь прибывших сам, показывая всем своим видом, что на липе его не проведёшь, переходил на крик:
— Под трибунал пойдешь! — После чего, закончив разнос, смягчался: — Так и быть, оставайся в моей части. Но учти — прослежу лично.
Часть работала не покладая рук. За производством работ Павленко следил сам, не допуская огрехов. Заказчики, наслышанные об образцовом стройбате, чуть не в очередь ломились заключить договор с УВСР-5. По пути к границе Николай Павленко заработал около миллиона. И присвоил себе очередное воинское звание.
Но всё достигнутое было лишь тренировкой перед настоящим рывком. Весной 1945-го, ступив на территорию Германии, Павленко решил — плестись в хвосте армии и довольствоваться оставшимися трофейными крохами глупо и обидно. Он стал выбирать заказы на строительство неподалеку от передовой: только там можно было взять нечто достойное внимания.
Тень победы
Война закончилась, в армии ждали демобилизации. Очередная взятка, на этот раз военпреду Управления вещевого и обозного снабжения Минобороны, влетела майору Павленко в копеечку. Зато он получил в пользование железнодорожный состав из 30 вагонов и отправил на родину:
— муки, сахара и различных круп — 65 т;
— голов крупного и мелкого рогатого скота — 800 шт.;
— грузовиков — 10 шт.;
— тракторов — 5 шт.;
— легковых машин заграничного производства — 12 шт.;
— мотоциклы — 20 шт.
Остальное по мелочи.
Больше в Германии делать было нечего. Оставалось закончить объект в Ноумбурге — и домой…
В Ноумбурге, городишке на Эльбе, все было, как везде: победительно улыбаясь, раскатывали на «виллисах» советские офицеры, суетились журналисты — как наши, так и иностранные, приехавшие в свите американского генерала Роджерса.
Коренастый, пегий и пронырливый Сэм Френч, корреспондент The Baltimore Sun, объявился на объекте УВСР-5 с явным намерением сообщить миру о русских что-либо новенькое. Совал нос в каждый угол, беседовал по-русски с майором Павленко. Искренне удивлялся, каким надо быть высоким профессионалом, чтобы вручную, практически без техники, строить на хорошем уровне. Предложил отметить в баре общую Победу.
Вечер удался. Сэм ничего конкретно не предлагал, но было понятно — специалисту строительной квалификации, к тому же имеющему стартовый капитал, обеспечено место под солнцем в любой точке мира.
Павленко колебался — то ли испугался незнания языка, то ли утратил чувство опасности… И в результате первый раз ошибся по-крупному, решив возвращаться со своей липовой частью в Союз.
В Калининграде, продав содержимое заранее отправленного эшелона, он выплатил бойцам по 10 тысяч, офицерам — от 15-ти до 25-ти. Себе оставил на прожитье 90, чтобы не трогать основной, предназначенный для бизнеса капитал. Распустил личный состав УВСР-5 и начал привыкать к штатскому существованию, но, быстро заскучав, решил отправиться во Львов, где обосновались его боевые товарищи Рудниченко и Константинер.
Старые компаньоны встретились в феврале 1948 года. В результате появилось частное «Управление военного строительства» — УВС-1.
Предприятие начало набирать обороты. Филиалы павленковской структуры росли, словно грибы. И никому не могло прийти в голову, что это станет началом конца…
Попал смертью храбрых
Кое-кто и сегодня помнит цветные листочки бумаги с водяными разводами — облигации. Государственный заём осуществлялся повсеместно и поголовно. Поэтому полковник Павленко выделил группу парней, в обязанности которых входило скупать на толкучке гроша ломаного не стоившие бумажки и распространять их среди вольнонаемных.
И кто бы мог подумать, что не все граждане относятся к этой макулатуре отрицательно! В октябре 1952-го среди рабочих УВС-1 нашёлся некий сознательный гражданин, который, недополучив запрошенное количество облигаций, отослал в Прикарпатскую военную прокуратуру письмо о «злонамеренном срыве народно-хозяйственной программы Союза ССР».
Сотрудник военной прокуратуры направил для уточнения реквизитов УВС-1 запрос в Минобороны и, получив ответ, не поверил собственным глазам: «указанная часть по спискам министерства не числится»!
Теряясь в сомнениях, сотрудник прокуратуры отправился в Кишинёв, где дислоцировался штаб части-невидимки. Там всё было на своих местах: КПП, оперативный дежурный, ленинская комната, кабинеты начальников служб. И главное — знамя. Боевое орденоносное знамя дошедшего до Берлина подразделения, охраняемое часовыми!
Полковник Павленко держался по-военному подтянуто. Предупредил, что есть некоторые детали, обсуждать которые он может исключительно с санкции Министерства госбезопасности.
Чтобы не ввязываться в сомнительное дело, Прикарпатская прокуратура перенаправила дело в следственную часть Главной военной прокуратуры СССР.
Там разобрались — и очень быстро. Получив документы 5 ноября 1952 года, через 10 дней ликвидировали все подразделения и непосредственно штаб УВС-1.
Специально собранная для разработки дела бригада следователей два с половиной года изучала биографию экс-полковника Николая Павленко. Были исследованы десятки тысяч документов, допрошены сотни свидетелей. Все протоколы опечатывались в специальных портфелях. Это фантастическое дело не должно было иметь огласки.
Решением трибунала Московского военного округа Н.М. Павленко приговорили к высшей мере наказания. Приговор был приведён в исполнение.
