Отгремел Парад Победы. Патриоты привычно заявили, что Запад мечтает отобрать «нашу Победу». Либералы традиционно подсчитали высоких гостей на трибунах и вспомнили 1990-е, когда визит в Россию не был токсичным.
Однако не всё так просто.
Я хорошо помню победные торжества 1995-го. В Берлине.
Май в Берлине в тот год выдался солнечный, но не жаркий. Никто не спешил расставаться с плащами и куртками. Мы, группа российских журналистов из Москвы и Петербурга, провели немецкой столице неделю. Нас пригласил Фонд Эберта, где хотели показать русским, как полувековой юбилей Победы прошёл в объединённой Германии.
Это была трудная, чрезвычайно насыщенная событиями неделя. Гостеприимные организаторы старались совмещать работу с развлечениями, семинары и лекции сменялись экскурсиями и творческими тренингами.
В тот год главы стран-победительниц и побеждённых участвовали в церемониальных мероприятиях фактически везде — в Лондоне, Париже, Москве, Берлине… Этот первый юбилей Победы после крушения СССР и окончания холодной войны должен был стать символом окончательного преодоления всех споров и разногласий как минимум в Европе.
Меня в те майские дни больше всего поразила будничность Берлина, спокойствие и полное отсутствие знаков и примет приближающейся даты.
Торжественные мероприятия были, но скорее локальные, точечные — в Карлсхорсте, где мэр Берлина открывал музей, или в Шаушпильхаусе, где проходил саммит.
Обновлённый военно-исторический музей был открыт в Карлсхорсте, в здании, где подписывали «Акт о безоговорочной капитуляции германских вооружённых сил», означавший конец Великой Отечественной войны и Второй мировой войны в Европе. От имени советского командования капитуляцию тогда принял маршал Георгий Жуков, а от командования союзников — маршал британских ВВС Артур Теддер. В качестве свидетелей «Акт о капитуляции Германии» подписали американский генерал Карл Спаатс и французский генерал Жан де Латтр де Тассиньи.
Потом, в эпоху ГДР, в 1967 году в этом здании обустроили «Музей истории безоговорочной капитуляции фашистской Германии в войне 1941–1945 гг.» После объединения Германии и вывода советских войск этот «безоговорочный музей» закрыли, а в круглую годовщину Победы открыли заново уже под новым нейтральным названием «Германо-российский музей “Берлин-Карлсхорст”».
Интерактивная экспозиция — редкая новинка по тем временам — меня поразила. Однако я удивилась, что, глядя на кадры хроники и слушая на разных языках радиовыступления той поры, так и нельзя понять, почему оказалось недостаточно капитуляции в Реймсе и её стали считать «предварительной», а потсдамскую церемонию — безоговорочной. Почему на церемонии в Берлине не присутствовали Дуайт Эйзенхауэр и Бернард Монтгомери, отчего прислали заместителей. Никакого намёка на разногласия относительно правомерности капитуляции на территории Франции. Не обязательно цитировать Сталина, который заявил: «Договор, подписанный в Реймсе, нельзя отменить, но его нельзя и признать. Капитуляция должна быть учинена как важнейший исторический акт и принята не на территории победителей, а там, откуда пришла фашистская агрессия — в Берлине, и не в одностороннем порядке, а обязательно верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции». Но рассказать посетителям о причинах двух капитуляций, наверное, все же стоило. Не захотели? Отчего?
Спустя полвека тоже не обошлось без раздоров и двусмысленностей.
8 мая в Трептов-парке, возле мемориала воинам освободителям много цветов, и их несут ещё и ещё. Однако все, у кого удалось взять интервью, оказались западноберлинцами. Может быть, собратья по соцлагерю из ГДР придут сюда с цветами по советскому календарю — 9 мая?
Правда, в газетах пишут о прискорбных в эти священные дни инцидентах — поджоге синагоги в Любеке, осквернении мемориального кладбища жертв нацизма в Берлине… Исполнителей так и не нашли.
А «Шпигель» публикует данные соцопроса: 40 процентов немцев старше 65 лет считают изгнание миллионов немцев из их домов на территории Польши и Чехословакии таким же преступлением против человечности, как и Холокост. Публикация вызвала дискуссии в обществе. Канцлер Гельмут Коль объявил о трёх категориях пострадавших от войны. Это — заключённые концлагерей, солдаты-ветераны и, наконец, немцы, изгнанные из своих домов. Британцы возмутились, потому что, как заявил член Палаты общин сэр Тедди Тернер, нельзя сравнивать страдания тех, кто развязал войну, и тех, кто пострадал от безумной и зловещей философии этнических чисток. В России промолчали, хотя подавляющая часть людских потерь в СССР в годы войны — мирные жители…
Вечером, после аккредитации, мы проходим в самый элегантный концертный зал Германии — в Шаушпильхаус, здесь выступят победители и побеждённые. На мраморной лестнице красная ковровая дорожка, оркестр играет Бетховена.
Празднование полувекового юбилея окончания самой кровопролитной войны в истории человечества и саммит в Берлине должны были стать знаком окончательного примирения. 7 мая лидеры России, Германии, Британии, США и Франции — на торжествах в Лондоне, утром 8-го — в Париже. И вот они — в Берлине.
Правда, Америку представляет вице-президент Ал Гор, а Россию — премьер-министр Виктор Черномырдин. Планировалось, что будут президенты, но не задалось. Зато Билл Клинтон увидит парад на Красной площади и Поклонной горе. Впервые президент США увидит военный парад бывших союзников. За это Клинтона уже полощут в консервативной прессе на Родине — мол, единственная европейская столица, где уместно побывать в день Победы главе Белого дома — Лондон, всё остальное —рузвельтовская дурь…
Речи политиков в берлинском Шаушпильхаус тоже не лишены подтекстов. Вот английский премьер Джон Мейджор мечтает о будущем:
— Я верю, что наши страны тогда сражались друг с другом в последний раз. Я не могу поверить, что мы когда-нибудь вернёмся к старому способу ведения дел.
Вряд ли эти слова повторит Борис Джонсон сейчас.
Вот французский президент Франсуа Миттеран радуется:
— 50 лет мира в Европе — это триумф жизни и победа Европы над самой собой.
Он чуть-чуть лукавит — в тот самый момент, когда он произносит эти слова, пылают войны в распавшейся Югославии и Чечне.
Ал Гор рассуждает «о принципиально новых отношениях между победителями и побеждёнными, которые сейчас связывают Германию с сопредельными странами» и выражает надежду, что «демократия вечно будет завоевывать всё новые и новые страны в Европе и за её пределами».
Интересно, почему эти надежды не сбылись?
Виктор Черномырдин подчёркивает, что Россия вместе с другими участниками Второй мировой войны взяла на себя «особую ответственность не допустить повторения ужасного прошлого». Заодно он предостерегает от возведения «новых барьеров» в Европе и призывает строить «истинную систему общеевропейской безопасности и стабильности на внеблоковой основе».
Как догадалась газета The New York Times, так он намекает на тревожные для Москвы планы расширения НАТО на Восток.
— Нам всем нелегко избавиться от памяти о «железном занавесе» и Берлинской стене и начать доверять друг другу, — говорит Черномырдин, — Мы делаем наши первые шаги в этом новом направлении, и нам нужно быть предельно осмотрительными и осторожными, чтобы не разрушить фундамент, на котором базируется нынешний мир в Европе.
По-моему, весьма прозрачный намёк. И его, судя по всему, понял президент Германии Роман Херцог, который резонно заявил:
Неправда ли, очень и очень миролюбиво? В духе разрядки и взаимопонимания. Это был 1995 год, когда европейская и американская пресса с упоением писала о том, как на пятидесятый V-E день бывшие враги и союзники собрались, чтобы принести обеты во имя будущего мира…
Сейчас Россию упрекают, что она слишком уж сконцентрировалась на том, чтобы отстоять вклад СССР в общую Победу. Отстоять то, на что никто не посягает.
Действительно не посягает? В 1985 году Маргарет Тэтчер отказалась от масштабных торжеств по случаю 40-летия Победы, за что попала под огонь критики собственных ветеранов — ведь D-day, день высадки союзников в Нормандии отпраздновали с помпой. Почему? Баронесса Джанет Янг, на тот момент председатель Палаты лордов, откровенно объяснила: а чтобы «Советы на проталкивали свою пропаганду про штурм Берлина и миллионы жертв».
В Британии и США политики и масс-медиа совершенно сознательно акцентировали действительно уникальную нормандскую операцию, потому что её годовщины можно было отмечать не упоминая союзников-русских. Это не я пишу, это Джеймс Хартфилд (James Heartfield) в вышедшей в 2012 году книге «Непатриотичная история Второй мировой войны» (An Unpatriotic History of the Second World War).
Одна и та же история повторилась трижды. В 1945-м — когда спешили с капитуляцией в Реймсе, в 1985-м, в разгар холодной войны, — когда микшировали День Победы, и в 1995-м — когда Россия вроде бы начала движение к демократии.
Так стоит ли считать, сколько американских президентов и немецких канцлеров участвуют в торжествах на Красной площади в 2020-м или 2021 году? Суть политики их присутствие или отсутствие не меняет.