Конечно, в прошлом веке их были многие тысячи — мыслители и творцы, сеявшие идеи добра и помощи другим. Но история не в силах удержать в памяти всех, она сохраняет лишь самых-самых.
Лев Толстой (1828–1910)
— Интеллигенция, говорил Толстой, — это презренная клика, которой через несколько десятилетий и помину не будет.
Однако сам объединял в себе то лучшее, что было в русской интеллигенции, — обострённую совестливость, способность постоянно думать о своём народе, помогать ему и даже жить его жизнью. Толстой выступал против войны, против смертной казни, против насилия…
Он был великим моралистом. Главные герои всех его произведений — мораль и нравственность. Точнее — стремление к ним и развенчание порока в самых разных его проявлениях.
Но гуманизм Толстого не заканчивался на страницах его прозы и статей. Он построил в Ясной Поляне школу, в которой во главу угла ставил личность ребёнка, сам разработал учебные планы и сам учил детей. Занимался благотворительностью…
И считал своим неотъемлемым правилом всегда и во всём жить в строгом соответствии со своими убеждениями.
Махатма Ганди (1869–1948)
Махатма — так назвал Мохандасу Ганди писатель Рабиндранат Тагор. Махатма (Великая душа) — это был очень высокий титул, который быстро стал вторым именем Ганди. Но сам он — убеждённый аскет — всегда оставался противником подобных званий.
Легко исповедовать аскетизм, если ты бедняк с беспросветным будущим. Ганди родился в семье дивана — главного министра княжества, получил юридическое образование в Лондоне. Но вместо карьеры выбрал проповедь ненасильственной борьбы за независимость родной страны от Британии.
У Ганди было много последователей. И в середине лета 1947 года Индия стала самостоятельным государством. Это было первое в истории многомиллионное мирное движение за права страны и её жителей. И к тому же одержавшее победу.
Однако не все на родине разделяли убеждения Махатмы Ганди. В январе 1948 года террорист из стана ортодоксальных индуистов убил Великую душу индийского народа.
Януш Корчак (1878–1942)
В Первую мировую войну он служил военным врачом в полевом госпитале русской армии. Но диплом врача получил, чтобы лечить детей. И вообще, врач — это была его профессия, а призвание — педагог. После Октября 1917-го он работал врачом в детских приютах в Киеве, после в Варшаве, в том числе в «Доме сирот» для еврейских детей, который создал ещё в 1912 году.
Первую статью о проблемах воспитания он написал совсем молодым. Так в публицистике, литературе, а потом и в жизни Эрш Хенрик Гольшмит стал Янушем Корчаком. Он никогда не делил людей на поляков, русских, евреев. Он считал, что есть два мира — взрослые и дети, которых они угнетают. И постоянно боролся с этой несправедливостью.
Корчак сформулировал права ребёнка — на то, чтобы быть самим собой, на уважение, на участие в разговорах о нём взрослых, на чуткое отношение к его проблемам, на выражение своих мыслей, на самостоятельную организацию своей жизни, на применение своих достоинств и сокрытие недостатков, на протест, на ошибку, на личную тайну, на игру, на собственность и даже на смерть.
В годы нацистской оккупации Корчак вместе со всеми своими детьми из «Дома сирот» отправился сначала в гетто, затем — в Треблинку, а затем в печь.
Альберт Швейцер (1875–1965)
В Страсбургском университете он изучал теологию, философию, теорию музыки. Позже слушал лекции по философии ещё и в Сорбонне и, защитив диссертацию о философии религии Иммануила Канта, получил степень доктора философии и звание лиценциата теологии. Писал, преподавал… А потом — снова пошёл учиться, медицине.
Но в 1913 году вместе с молодой женой, окончившей курсы сестёр милосердия, они всё бросили и уехали в Экваториальную Африку. В далёком селении Ламбарене на свои скромные деньги построили больницу, затем неподалёку — деревню для прокажённых. И стали там жить и лечить людей.
Доктор Швейцер был убеждён, что есть два вида прогресса — материальный и духовный, этический. И второй, не отрицая первый, должен превалировать, ибо основа жизни — культура, а она немыслима без морали и нравственности.
Так в теории. А на практике каждый должен жить для других. Тогда мир и человеческая жизнь придут к большей гармонии.
Андрей Сахаров (1921–1989)
Бóльшую часть сознательной жизни он прожил под неусыпным оком топтунов и тюремщиков. Сначала — когда участвовал в разработке советского термоядерного оружия, а потом — когда стал правозащитником и в Нижнем Новгороде, куда был сослан. Но при этом всегда и всюду оставался независимым, открыто выражая своё мнение, будь то проблемы физики или политики.
В 26 лет — кандидат наук, в 32 года — доктор и член Академии наук СССР, в 33 года — Герой соцтруда, в 35 — дважды Герой, в 41 — трижды. Однако уже в 30 посмел спорить с главой партии и государства Никитой Хрущёвым, доказывая, что преступно испытывать «Царь-бомбу» (водородную бомбу мощностью в 100 мегатонн).
Спустя годы это не помешало Хрущёву в своих мемуарах назвать Сахарова «нравственным кристаллом». И это при том, что уже с 1967 года академик стал диссидентом, а в 1968-м написал «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе».
Брежневский режим ненавидел Сахарова, распространяя о нём подлые слухи и «компромат» в СМИ. А двери в его квартиру никогда не запирались, потому что каждый день к академику шли люди за помощью и поддержкой. Они знали — он, в отличие от властей, выслушает и сделает всё, что может.
* * *
Сегодня слово «гуманизм» встречается редко. Сегодня никто ни про кого не скажет: «Он — гуманист».
С одной стороны, в наши дни в этом понятии не чувствуется (или почти не чувствуется) возвышающая оценка, скорее — что-то слегка ироничное. А с другой — и гуманистов-то крайне мало. Даже если считать не среди знакомых, а просто по известным именам, хватит пальцев одной руки, да и то два-три пальца останутся не загнутыми.
Может, время такое? Нет, оно всегда было «такое».
А может, люди такие? Снова нет, и люди всё те же. Просто мы среди них не всегда замечаем того, для кого помощь ближним и дальним — не абстрактные понятия. Или лучше сказать не хотим замечать. Спросите себя, знакомых — кто такая Елизавета Петровна Глинка? Уверен, далеко не все вспомнят. Хотя 25 декабря исполнится всего пять лет с того дня, когда трагически погибла доктор Лиза, выдающийся российский гуманист начала XXI века.
В ХХ веке они были властителями дум. А сегодня видеть этих людей и помнить о них нам почему-то затруднительно. Может потому, что они — укор нам?
Мало кто из нас умеет думать о других прежде, чем о себе любимом. И тем более мало кто из нас найдёт в себе мужество отказаться от собственного уюта, благополучия, карьеры ради справедливости и страждущих.
Когда-то в школьные годы все мы проходили статью Льва Толстого «Не могу молчать!», направленную против казней крестьян после первой русской революции. Но он ещё много чего не мог.
Лев Толстой не мог оставаться в стороне, когда в 1863 году в ряде губерний разразился голод. Он не только писал статьи с призывом помочь крестьянам. Он сам шёл в крестьянские избы, вёл перепись нуждающихся, потом ассигновал деньги, но и этим не ограничился — вместе с помощниками устраивал в деревнях столовые для жителей и их детей, распределял поступающую помощь…
Махатма Ганди не мог оставаться богатым, видя, что его народ обретается в беспросветной нищете. И не мог призывать к открытой войне с англичанами, которые высасывали все соки из Индии, потому что понимал — это приведёт к гибели тысяч соотечественников. Он избрал другой — мирный — путь сопротивления, более трудный и более долгий. Да, сам был убит, но вместе со своим народом победил.
Януш Корчак не мог оставить детей, хотя знал, что их ждёт. Люди из отрядов сопротивления предлагали ему укрытие, сами нацисты разрешали ему остаться, но он не согласился. Он был со своими детьми до конца. И пошёл с детьми в печь, потому что для него не существовало чужих детей.
Альберт Швейцер не мог тихо-мирно писать свои статьи и книги, преподавать в благополучной Европе. Он уехал в Африку — к нищим, безграмотным и больным, понимая, что прежде ещё надо завоевать право этих людей быть их другом.
Андрей Сахаров не мог спокойно наблюдать, как власть издевается над людьми и их неотъемлемыми правами.
Он был очень состоятельным человеком, а уж по советским понятиям и вовсе богачом («Академик… / Эко денег у него, эко денег»). Академические доходы, гонорары за научные достижения и премии, наконец, деньги за Нобелевскую премию… Почти всё Андрей Дмитриевич отдавал — на строительство онкоцентра, в Красный Крест, и просто раздавал тем, кому, как он считал, эти деньги были нужнее. Сам академик жил предельно скромно.
Да что деньги! Сахаров пожертвовал своей научной карьерой, чтобы участвовать в акциях протеста, писать письма в защиту узников совести, рассказывать миру о нарушениях прав человека в СССР… Он не остановился даже после того, как его вывезли в ссылку. И там продолжал писать, помогать людям, объявлял голодовки, и врачи-костоломы кормили его насильно…
Во имя чего поступали так эти пятеро совершенно разных людей?
Исключительно во имя своих убеждений и совести, которым не могли изменить.
