Вступление Финляндии и Швеции в НАТО серьёзно повлияет на расклад сил в Северной Европе и на отношения этих стран с Россией. Впрочем, Швеция — дальше, а с Финляндией у нас 1300 км общей границы…
До сих пор Россия охраняла эту границу на основе минимальной достаточности, почти доверительности. Теперь доверие кончилось.
Что угрожало финскому нейтралитету на протяжении вот уже 75 лет? Отдают ли в Хельсинки себе отчёт в том, что для России фактическое обнуление двух основополагающих договоров — мирного 1947 года и «Об основах отношений» 1992 года — ставит вопрос о соблюдении нашей стороной и других договорённостей, начиная с декабря 1917-го?
Недавно в Турку снесли памятник Ленину. Тому самому, который впервые в истории Финляндии «освятил» её независимость, пожелав финским посланцам добрососедства. Правда, финны уверены, что обрели независимость без оглядки на Петроград и Ленина.
Теперь Финляндия решила озаботиться своей безопасностью без оглядки на Москву. При этом финны с умеренной дипломатичностью пояснили: исходим из своих интересов, чьё-либо мнение нам неинтересно. По-видимому, это мнение Хельсинки лишь чисто случайно совпало с общенатовским.
Многие уверены: если бы не российская спецоперация на Украине, финны не озаботились бы своей безопасностью. Но это не так.
Десятки финско-натовских учений, не говоря о едва ли не демонстративных военных контактах Хельсинки с НАТО, никогда не приводили к повышению российской боеготовности. Зато, когда в далёком уже 1974 году советская сторона пригласила финнов провести совместные учения, это было воспринято Финляндией как покушение на её нейтралитет, да и по сей день воспринимается именно так.
Хвалить себя у нас повода нет. Но историческая память — о двух сторонах. Финны помнят 1939 год, полагая, что с 1941-го эта война для них продолжилась. Нам тоже есть, что вспомнить.
События после декабря 1917-го финны назвали «обретением свободы с преодолением классовой разобщённости». Не об этом ли напоминает выборгская резня 1918 года? Тогда, по Википедии, «в подавляющем большинстве были убиты русские, не имеющие никакого отношения к красному движению». Число жертв, подсчитанных, разумеется, финнами, варьируется от 500 до 5 тысяч. На протяжении многих десятилетий у нас в стране этот «эксцесс» оставляли историкам без политического педалирования. А финские исследователи запутали всё, что могли: расстрелом руководил не финн, а швед, никто не уточнял национальности жертв и т.п.
В течение послевоенных десятилетий у нас не акцентировали внимание на том, что с сентября 1941-го и до начала 1944 года Ленинград был жёстко заблокирован финской армией с севера. Все подсчёты, чего это стоило ленинградцам, опять-таки присутствовали исключительно в научных трудах историков. И ответственность финнов за последствия блокады воспринималась у нас на порядок мягче, чем ответственность немцев. Финны предпочитали этого не замечать и даже шутили в том смысле, что «пакт Молотова-Риббентропа действовал в отношении Финляндии до конца войны».
А вот ещё один малоизвестный факт: в годы Второй мировой войны Финляндия, наряду с Румынией, претендовала на советские территории. В парижском военном музее плакатный список гитлеровских союзников выглядит так: Финляндия, Италия, Болгария, Венгрия и Румыния.
Уже в начале нынешнего века в Финляндии собрали 100 тысяч подписей за возвращение Карелии. Обещали собрать ещё 500 тысяч, недостающих для более «легитимного» обращения к Москве. Доводы те же, что и в начале 1940-х, русские плохо владеют своей частью «Карьялы».
Подобные эпизоды в нашей стране до поры не вспоминали. Даже реплики соседей в смысле победы Финляндии по итогам Второй мировой (финны её называют «победой отражением») у нас трактовали в пользу послевоенного добрососедства, так сказать, с чистого листа, с такими же помыслами и опытом от противного.
Возможно, в СССР, а потом и в РФ переоценивали и значение финляндского моста между Востоком и Западом, символом чего стало Хельсинкское совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (1975). На рубеже веков российская сторона с пониманием относилась к почти обязательному посещению финнами (официальными лицами в том числе) остатков ДОТов и могил на линии Маннергейма…
Теперь та истории закончилась.
Последствия расширения НАТО за счёт финнов и шведов состоят в превращении Балтийского моря в Североатлантический бассейн без подтверждаемого доступа России к Калининграду. Тем более, что морская блокада — один из самых характерных поводов для войны.
Ракетно-подлётное время до Санкт-Петербурга — ведущего военно-промышленного центра страны и места базирования главного штаба ВМФ, а также к штабам Балтийского и Северного флотов — сокращается до минут.
И ещё один факт: после вступления Финляндии в НАТО протяжённость российской границы с альянсом увеличится с нынешних 1280 км более, чем вдвое. При этом более 500 км этой границы — с Литвой и Польшей — будет «замкнуто» калининградским эксклавом.
* * *
Что делать? На мой взгляд, базовой платформой грядущих перемен в отношениях с Финляндией должна быть простая аксиома — «безопасность северного соседа не может быть надёжнее, чем безопасность нашей страны».
Если конкретно, предстоит оговорить с Финляндией недопустимость такого участия в натовских планах, которое можно счесть подготовкой к нанесению удара по России.
Отдельного осмысления заслуживает подтверждение нейтрального (внеблокового) статуса Балтийского моря за пределами национальных вод. Без дипломатических кокетств. И с участием не столько Брюсселя, сколько Вашингтона. Без этого с Хельсинки можно обсуждать разве что будущее Сайменского канала или варианты использования поездов «Аллегро».
Весь экономический блок заслуживает не менее жёсткого препарирования по принципу, что когда и насколько необходимо нам. И в чём мы сотрудничали в рамках мирового бизнес-обмена, пусть и не бесполезного, но не критичного для нас. А к экономическим — прежде всего, энергетическим — интересам Финляндии следует отнестись на основе правовой регламентации. Во всяком случае, статус «страны 1000 озёр» как плацдарма для потенциального нападения на Россию требует практического учёта. В этом видится и вектор информационных усилий, а заодно повседневной озабоченности.
Пристального внимания заслуживает тот факт, что из 5,5 миллиона проживающих сегодня в Финляндии почти 90 тысяч — русскоязычные. К тому же, по финляндским данным,
с этой страной связаны интересы и судьбы 140 тысяч наших соотечественников — в основном из Петербурга, Ленинградской области, Карелии. Тут бизнес, учёба, недвижимость, досуг-туризм, постоянный шоппинг, лечение и т.д. 140 тысяч человек — всего лишь менее 0,1 процента населения России, но для нас они — соотечественники.
* * *
Мне жаль своих давних финских собеседников. Они считали, что со второй половины ХХ века их страна и народ получили всё, что мог даровать им Господь. И при этом считали самым мудрым политиком из всей финской истории Урхо Калева Кекконена.
С такой оценкой трудно было не согласиться. Тем более, если вспомнить, что ещё в 1943 году, в самый разгар Второй мировой войны, выступая на конференции в нейтральном тогда Стокгольме, Кекконен сказал:
— Не в интересах Финляндии быть форпостом Запада.
