Нынче в имении Толстых Красный Рог на Брянщине полно гостей. Среди них и специалисты Президентской библиотеки. Сегодня 200 лет со дня рождения Алексея Константиновича Толстого, одного из классиков нашей литературы.
Появившаяся в мае 1841 года в петербургских книжных лавках фантастическая повесть «Упырь» не осталась незамеченной читателями и литературными экспертами. Самый авторитетный критик того времени Виссарион Белинский отметил в авторе все признаки недюжинного таланта.
Но кем был автор, скрывшийся под псевдонимом Краснорожский, никто не знал. Лишь узкий круг друзей был посвящён в тайну. «Упырь» стал пробой пера графа Алексея Толстого, а псевдоним он придумал по названию родного фамильного имения, где провёл детство.
Тень над Красным Рогом
Президентская библиотека постоянно пополняет обширную электронную коллекцию по брянской земле, столь богатой именитыми литераторами, промышленниками, государственными деятелями. Подтверждение этому можно найти в электронном фонде Президентской библиотеки, составляющем на сегодня более 550 тысяч единиц хранения.
Перечислим всего несколько оцифрованных изданий, связанных с жизнью и творчеством Алексея Толстого: «История Русской государственности. Т. 1. Основные черты древне-русского государства» (с эпиграфом из стихотворения А.К. Толстого), написанная бароном С.А. Корфом, профессором Императорского Александровского Университета в Гельсингфорсе (1908); «Вестник Европы». Г. 40. 1905, Т. 1 (Кн. 1, январь); «Вслед за Алексеем Константиновичем Толстым: в поисках истины» (2013) В. Д. Захаровой; электронная копия книги того же автора «А. К. Толстой: летопись жизни и творчества» и др.
По этим изданиям можно составить достаточно полное представление о такой могучей и цельной натуре, как граф Алексей Толстой, не избежавший, впрочем, житейских бурь и внутренних противоречий.
Что такое Красный Рог в судьбе Алексея Константиновича Толстого? То же самоё, что Ясная Поляна для Льва Толстого, Спасское-Лутовиново для Ивана Тургенева, брянское имение Овстуг для Фёдора Тютчева.
Это древнее село в историко-статистическом описании Черниговской епархии упоминается под 1694 годом. Красный Рог принадлежал когда-то гетману Мазепе, в 1750 году был передан младшему брату фаворита императрицы Елизаветы Кириллу Разумовскому, назначенному гетманом. В Красном Роге Разумовский устроил своего рода загородную резиденцию. Центром небольшой усадьбы стал восьмиугольный охотничий домик с двухъярусным бельведером наверху. Парк, ещё вчера бывший диким бором, окультурен полукруглой липовой аллеей. Согласно местной легенде, «замок» был построен по проекту Бартоломео Растрелли. Алексей Толстой писал:
Стоит опустелый над сонным прудом,
Где ивы поникли главой,
На славу Растреллием строенный дом,
И герб на щите вековой.
После смерти Разумовского обширные владения на Брянщине перешли к сыну гетмана — Андрею. Тот завещал имение своему внебрачному сыну Алексею Перовскому, известному в литературе под псевдонимом Антоний Погорельский (от названия соседнего имения Погорельцы). А тот, в свою очередь, завещал краснорогскую усадьбу одарённому племяннику Алексею Толстому, которого десятилетним мальчиком возил в Веймар к Гёте…
Петербуржец по рождению, увезённый грудным младенцем из Северной столицы в Погорельцы после развода родителей, Алексей Толстой считал Красный Рог своей родиной. Этот затерявшийся в дремучих лесах уголок России вошёл в его душу острой и отчётливой памятью детства, развил в нём художническое начало и аналитическое восприятие мира.
Некогда здесь проходила граница Московии и Литвы. Ныне обмелевшая, тихая речка Рожок, на которой стоит село, была полноводной, гордой рекой Рог. Существует предание, поясняющее название села: после одного жестокого пограничного сражения русской дружины и воинов Витовта лёд на реке стал алым от крови…
Маленький Алёша ещё не ведал клубящихся над Красным Рогом преданий старины, он просто любил эти места и так вспоминал ничем не омрачённое до поры детство в письме итальянскому переводчику и биографу А. Губернатису (от 20 февраля 1874 года): «Моей ярко выраженной склонности к поэзии много содействовала природа, среди которой я жил; воздух и вид наших больших лесов, страстно любимых мною, произвели на меня глубокое впечатление, наложившее отпечаток на мой характер и на всю мою жизнь и оставшееся во мне и поныне» («Вестник Европы». Г. 40. 1905, Т. 1. Кн. 1, январь).
Муза рано посетила талантливого ребёнка, которого дядя возил не только в Германию, но и в Италию в его неполных 14 лет, что запечатлено в не по-детски зрелом «италийском» дневнике Алёши. Знакомство с шедеврами архитектуры, живописи и скульптуры Венеции и Флоренции ещё более развило в нём поэта.
«С шестилетнего возраста я начал марать бумагу и писать стихи, — признавался он всё тому же Губернатису, — настолько поразили моё воображение некоторые произведения наших лучших поэтов, найденные мною в каком-то плохо отпечатанном сборнике в обложке грязновато-коричневого цвета. Внешний вид этой книги врезался мне в память, и моё сердце забилось бы сильнее, если бы я увидел её вновь. Я таскал её с собою повсюду, прятался в саду или в роще, лёжа под деревьями, и изучал её часами. Вскоре я уже знал её наизусть, я упивался музыкой разнообразных ритмов и старался усвоить их технику. Мои первые опыты были, без сомнения, нелепы, но в метрическом отношении они отличались безупречностью».
Скорейшему созреванию творческой личности по мере накопления «сердца горестных замет» способствовала история о его происхождении, которую сочли за лучшее раскрыть стремительно взрослеющему отроку мать и дядя. Выяснилось, что по-отечески привязанный к нему Алексей Алексеевич Перовский, которого Алёша называл отцом, — не кто иной, как его дядя, брат матери. Это первое потрясение в жизни будущего писателя сублимировалось в почти научное исследование факта собственного рождения и уточнение параметров личности настоящего отца — графа Константина Петровича Толстого, брата художника Фёдора Толстого (Лев Толстой по этой линии приходился Алексею Константиновичу троюродным братом).
«А. К. Толстому была уготована необычная судьба, — пишет в книге «Алексей Толстой и мифотворцы» В.Д. Захарова. — Рождённый от брака не по любви и разлучённый с отцом в младенчестве, он провёл счастливое детство под опекой матери и дяди А.А. Перовского, горячо любивших дитя. Дружба брата и сестры породила нелепый вымысел о том, что ребёнок якобы является плодом их любви. Эту версию смаковали полстолетия литературные враги Перовского. К ним позже присоединились маститые А. Никитин, В. Розанов, П. Гнедич и другие».
Утрата архива и полноценного эпистолярного наследия А.К. Толстогостала одной из причин отсутствия полной и достоверной биографии писателя. Наиболее авторитетным, по мнению В. Захаровой, является исследователь А.А. Кондратьев, выпустивший в 1912 году книгу «Граф А.К. Толстой. Материалы для истории жизни и творчества» и по сути поставивший точку в затянувшемся споре. В этой работе он утверждал, что А.К. Толстой родился «по истечении законного срока со дня свадьбы своих родителей», что сам поэт считал себя не Перовским, а Толстым, чему во многом и обязан своими художественными наклонностями, и что большинство печатных источников указывает на положительные стороны души его отца графа К. Толстого, «исключающие возможность таких сделок, как фиктивный брак для покрытия последствий чужой неосторожной связи».
«Моей души коснулась ты…»
Детство в тенистом лесном имении оборвалось в 1826 году. По инициативе Василия Жуковского мальчик был выбран товарищем детских игр наследника престола будущего Александра II, с которым они были одногодками и сохранили самые тёплые отношения на всю жизнь.
На долгие годы Алексей Толстой оказался привязанным ко двору. Красный Рог он почти не посещал. Полновластной хозяйкой усадьбы была его мать, с которой у писателя со временем сложились более чем натянутые отношения. Властная, умевшая добиваться своего, графиня Анна Алексеевна Толстая была категорически против женитьбы единственного сына на Софье Андреевне Миллер, формально состоявшей в браке, который де-факто не сложился.
А Толстой полюбил Софью сразу и без колебаний — на весь срок отмеренной ему земной жизни. Они встретились в январе 1851 года «средь шумного бала, случайно…» в одном из самых блистательных дворцов Санкт-Петербурга. Но повенчались лишь 12 лет спустя. По какой причине?
Толстой обладал огромной физической силой: заламывал на охоте медведя, гнул подкову, сворачивал «на бис» в узел вилки. Его гражданская смелость была по достоинству оценена современниками и потомками: он способствовал освобождению И.С. Тургенева из ссылки в Спасское-Лутовиново, помог вернуться из среднеазиатской ссылки и вызволил из солдатчины Т.Г. Шевченко. Это Алексей Толстой на вопрос Александра II: «Что делается в литературе?», — ответил: «Русская литература надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского».
Однако 33-летний граф был абсолютно не способен противостоять собственной матери. Её напористая аргументация неизменно брала верх: сын — знатный вельможа, церемониймейстер императорского двора, широко известный поэт и писатель; кроме того, статен, красив и богат. А кто она — рядовая дворянка из старинного, но обедневшего рода Бахметьевых, жена ротмистра, не красавица, хотя и несомненно выдающегося ума женщина, знаток литературы и музыки. Старая графиня умела виртуозно вставить в разговор своё слово про тяжелый волевой подбородок избранницы сына и не по-женски высокий лоб. Алексей в ответ говорил про несравненную красоту глаз и редкого тембра голос своей избранницы. И тогда матушка парировала козырной картой: на том же балу с Софьей Миллер познакомился другой классик — Иван Сергеевич Тургенев, однако, увидев Софью без маски, был сильно разочарован: «лицо чухонского солдата в юбке»…
Только после смерти матери Алексей и Софья смогли пожениться. В 1868-м они навсегда поселились в Красном Роге — настолько писателя тяготила придворная жизнь. Софья пишет матери в имение Смальково Пензенской губернии: «Невозможно, мама, рассказать Вам, какой это друг для меня; за годы, которые я его знаю, мне кажется, что его привязанность делается всё сильней».
В июне 1869 года Красный Рог посетил Афанасий Фет, оставивший подробные воспоминания об этом визите: «Трудно было выбирать между беседами графа в его кабинете, где, говоря о самых серьёзных предметах, он умел вдруг озарить беседу неожиданностью “а ля” Прутков, — и салоном, где графиня умела оживить свой чайный стол каким-нибудь тонким замечанием о старинном живописце или каком-либо историческом лице, или, подойдя к роялю, мастерскою игрою и пением заставить слушателя задышать лучшею жизнью» (Фет А.А. «Воспоминания». 1964. Т. 2. С. 185).
Однако со временем ближнее окружение графа стало замечать, что чувства его супруги отнюдь не равновелики огромной и постоянной любви к ней мужа. Почувствовав себя полноправной хозяйкой, Софья Андреевна вызвала к себе многочисленных родственниц из фамильного имения Смалькова, а также брата Николая, которого назначила главным управляющим.
Увидев, как бесцеремонно ведут себя родственники жены, Толстой счёл за лучшее заниматься только поэзией. Тем не менее в имении всё чаще слышалось: «Какие глупости ты говоришь, Толстой!». Проверенный годами первый читатель, она теперь разбирала произведения мужа, не щадя его самолюбия. Это задевало авторское начало писателя, но он старался шуткой разрядить обстановку и уйти от споров.
Будучи полной тёзкой жены Льва Николаевича Толстого, супруга краснорогского литератора была ей под стать, и в постоянном соперничестве с мужем норовила при случае заткнуть его за пояс. Виктор Шкловский в документальном исследовании «Лев Толстой» писал, в частности, что яснополянская Софья Андреевна тщилась хотя бы в игре на рояле превзойти мужа, но и тут он не уступал ей, настолько был от природы музыкально одарён. О финале этого брака и «исходе» Льва Николаевича из семьи хорошо известно…
Тем временем Алексей Константинович стал часто болеть, был вынужден выезжать на лечение за границу. Оттуда он присылал жене тёплые, полные любви письма: «Дрезден, 25 июля 1871 г. …Мне очень грустно и очень скучно, и глуп я был, что думал, что будет здесь приятно. Если б у меня был Бог знает какой успех литературный, если б мне где-нибудь на площади поставили статую, всё это не стоило бы четверти часа — быть с тобой, и держать твою руку, и видеть твоё лицо!.. И тяжело слушать музыку без тебя; я будто через неё сближаюсь с тобой!».
Похоже, с его стороны это было «больше, чем любовь», пережившая обоих в бессмертных строчках:
Не ветер, вея с высоты,
листов коснулся ночью
лунной;
Моёй души коснулась ты –
Она тревожна, как листы,
Она, как гусли,
многострунна…
Поэт-мыслитель
«Толстой, как и Тютчев, принадлежит к числу поэтов-мыслителей», — это слова из статьи Владимира Соловьёва «Поэзия гр. А.К. Толстого», напечатанной в пятом номере журнала «Вестник Европы» за 1890 год.
Но ещё ранняя поэзия графа Толстого была замечена и проанализирована В. С. Соловьевым в исследовании «Иллюзия поэтического творчества». Выдающийся русский религиозный мыслитель часто бывал в толстовской усадьбе Пустынька под Петербургом, принимал участие в разборе бумаг поэта после его смерти, ради чего несколько раз ездил и в Красный Рог. Об этом, в частности, можно прочитать в выпуске «Вестник Европы». Г. 40. 1905, Т. 1 (Кн. 1, январь).
Толстой хорошо известен нынешнему российскому читателю и зрителю как автор исторического романа «Князь Серебряный», пьес «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Фёдор Иоаннович», «Царь Борис». Но, как ни странно, и при жизни, и после смерти писатель был мало известен как поэт. Так что определённо можно сказать: Владимир Соловьёв своей статьей оживил интерес к этой стороне творчества Толстого. Статья выявляет совпадение принципиальных творческих установок и эстетических принципов двух литераторов, в частности — стремление быть свободными «от предвзятостей» (партийных, корпоративных) и «сражаться» только за интересы истины и красоты. Соловьёв относил Толстого-поэта к тем художникам слова, творчество которых даёт пример «гармонической мысли», то есть когда философская рефлексия не подрывает художественного творчества.
Вл. Соловьёв писал, что, «в отличие от Тютчева — поэта исключительно созерцательной мысли, — гр. А. К. Толстой был поэтом мысли воинствующей, поэтом-борцом. Конечно, не в смысле внешней практической борьбы. Всякий истинный поэт невольно повинуется запрету, выраженному Пушкиным: “не для житейского волненья, не для корысти, не для битв”… Но поэт, “рождённый для вдохновенья”, может вдохновляться и на борьбу — достойную поэтического вдохновения. Наш поэт боролся оружием свободного слова за право красоты, которая есть ощутительная форма истины, и за жизненные права человеческой личности».
Сам поэт Толстой понимал свое призвание как борьбу:
Господь, меня готовя к бою,
Любовь и гнев вложил мне в грудь,
И мне десницею святою
Он указал правдивый путь…
Многолетнее уединение в маленьком уютном Красном Роге было отнюдь не сплошной поэтической идиллией для Алексея Константиновича. Он хорошо знал жизнь, имел постоянные сношения с Европой, где нередко бывал и откуда с конца сороковых годов стали доноситься раскаты революционных бурь. Он имел точный взгляд на всё происходящее в России и непосредственно в родных пенатах. «Голод кругом всеобщий, во многих деревнях от голода умирают.., — писал он в феврале 1869 года своему другу-литератору Б.М. Маркевичу. — Смотреть на то, что творится, ужасно. Наш отец Гавриил берёт с крестьян 25 рублей за венчание, а крестьяне накануне голодной смерти… Это же позор, что единственный носитель просвещения, священник, вызывает в деревнях ужас, что он тиран, и крестьяне не любят его, а боятся».
Не один только философ Соловьёв отдавал должное брянскому отшельнику. В разное время к нему в имение Красный Рог приезжали Афанасий Фет, Яков Полонский, братья Александр и Алексей Жемчужниковы, вместе с которыми он как бы играючи, со скуки, сотворил литературную мистификацию — сочный и почти реально осязаемый сатирический персонаж, сочинителя Козьму Пруткова.
…Перекличка графа Алексея Константиновича Толстого с философами текущего и последующих времён продолжается. Творческое наследие его работает, окроплённое живой водой его любимого Красного Рога.
