Исполнилось 125 лет со дня рождения Марины Цветаевой. Ряд авторефератов научных диссертаций, которые вошли в электронный фонд Президентской библиотеки, помогут разобраться в сложной системе поэтических координат её творчества.
Марина и её младшая сестра Анастасия родились в редкой по образованности и любви к искусствам семье московских интеллигентов. Отец, Иван Владимирович, был основателем и первым директором Музея изящных искусств, профессором Московского университета, специализировался на античной истории, искусстве и эпиграфике. Мама, Мария Александровна Мейн, была пианисткой, ученицей Антона Рубинштейна; она рано умерла, но успела открыть своим горячо любимым дочерям мир музыки и русского слова, играя на фортепиано и читая им вслух книги из домашней библиотеки.
«Ощущением с первых лет было: страсть к слову, в буквальном смысле, к буквам, что ли, его составлявшим? Звук слов, до краёв наполненный их смыслом, доставлял совершенно вещественную радость. Только начав говорить — и почти сразу на трёх языках, мы оказались в таком сообществе, как попавший, по сказке, в горную пещеру к драгоценным камням, которые стерегли гномы», — так пишет об их с сестрой детстве Анастасия Цветаева в книге «Воспоминания». Эти мемуары анализируются в диссертации Елены Косатых «Мир творчества А.И. Цветаевой: художественное, онтологическое, событийное» (2009), оцифрованный автореферат которой представлен на портале Президентской библиотеки.
«Драгоценное существование слова как источника сверкания будило в нас такой отзвук, который уже в шесть-семь лет был мукой и счастьем владычества, — продолжает Анастасия Цветаева. — А русские слова? Не ими ли пылало сердце в сказке о Василисе Премудрой, о бесстрашных витязях, о каких-то тридесятых царствах?.. <…> Может быть, этой органической усладой “языка” объясняется, что я не помню трудностей “изучения” языков? Это было просто вхождение в свой дом, где все узнавалось. О Марине же — и говорить нечего. Её одарённость была целым рангом выше моей, она с первых лет жизни — по народной пословице — хватала с неба звёзды».
Как видим, стилистика, общая страсть к любимому знаку препинания — тире — и общность художественной манеры сестёр как нельзя лучше просматриваются в этом фрагменте воспоминаний об общем детстве.
Первые литературные опыты Марины были связаны с кругом московских символистов. Ещё подростком она познакомилась с Валерием Брюсовым, который и оказал большое влияние на её раннюю поэзию. Не меньшее воздействие испытал крепнущий талант Марины Цветаевой, окунувшись в художественный мир дома в Крыму, в Коктебеле, — мир, созданный поэтом и критиком Максимилианом Волошиным.
Тесная духовная связь обеих сестёр не прерывалась вплоть до их замужеств, и Анастасия стала «свидетелем детства», хранителем самых дорогих воспоминаний, первым критиком строчек друг друга.
Те времена, когда Анастасию воспринимали только как биографа знаменитой сестры, давно миновали. Сегодня цветаеведы рассматривают творчество младшей Цветаевой как явление самобытное, значительное и яркое, не зависевшее от мощной творческой воли Марины. Это подтверждается, в частности, в оцифрованной копии автореферата диссертации на звание кандидата филологических наук Марии Головей «Синтез литературных и музыкальных жанров в лирике М.И. Цветаевой и А.И. Цветаевой» (2013).
В основе этой работы — феномен взаимодействия литературных и музыкальных жанров, уже на ранней стадии жизни сопровождавших сестёр. Многообразные явления, интегрирующие средства музыки, живописи, театра с литературой, литературоведы объединили понятиями «синтетизм» (И.И. Иоффе), «внутрихудожественные связи» (М.М. Бахтин). Художественный синтез был свойственен эстетике модернизма, что достаточно ярко проявлялось в поэзии того времени и в первых опытах Марины Цветаевой. В работе Марии Головей отмечается постоянный «диалог» двух сестёр и то, что Марина ценила прелестные, хотя и не такие сильные по восприятию, стихи сестры.
Это наложило свой отпечаток на первые поэтические сборники Марины Цветаевой «Вечерний альбом» (1910) и «Волшебный фонарь» (1912). В этих стихотворениях царило волшебное описание предметов домашнего быта (портретов, зеркал, залы, детской), чтения вслух, прогулок на бульваре, занятий музыкой, отношений с сестрой и матерью!.. Во всём этом угадывалась имитация дневника молодой гимназистки.
Позже, когда рухнет привычный мир, появится сборник «Лебединая стая» — тревожный, как ожидание писем от мужа-офицера — Сергея Эфрона, вошедшего в Гражданскую войну белым офицером, а вышедшего из неё эмигрантом, который в 1931 году превратился в агента иностранного отдела ОГПУ в Париже. Ещё через десять лет, в 1941-м, оба они погибнут — она покончит с собой в Елабуге, а он будет расстрелян на Бутовском полигоне под Москвой. Но им не дано будет узнать о смерти друг друга…
Проза Марины Цветаевой постреволюционного периода — это проза поэта: образная, импульсивная, с обилием всё тех же её любимых тире. Дружба с поэтами Максимилианом Волошиным, Андреем Белым и Михаилом Кузьминым вылилась в написание уникальных творческих портретов каждого из них — «Живое о живом», «Пленный дух» и «Нездешний вечер». О Пушкине она тоже написала, пропустив все перипетии его жизни через себя, а потому так и назвала эту работу: «Мой Пушкин».
Цветаева любила Маяковского, написала о нём целый поэтический цикл «Маяковскому» — и это обернулось для неё, всегда мятежной, шедшей своим путём, разрывом с эмигрантской средой Парижа, в котором семья Марины Ивановны проживала до предвоенных лет.
Марина Цветаева не дождалась признания. Были периоды, когда ей с сыном Муром приходилось голодать — творческие вечера и сборники стихов не были по достоинству оценены современниками. А сегодня они включены в обязательную школьную программу. Не это ли предвидела в 1913 году сама Цветаева, когда писала:
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черёд.
Так говорила Марина Цветаева
— Бойтесь понятий, облекающихся в слова, радуйтесь словам, обнажающим понятия.
— Вся жизнь делится на три периода: предчувствие любви, действие любви и воспоминания о любви.
— Душу никогда не будут любить так, как плоть, в лучшем случае — будут восхвалять.
— Любовь побеждает всё, кроме бедности и зубной боли.
— Не стесняйтесь уступить старшему место в трамвае. Стесняйтесь — не уступить.
— Никогда не говорите, что так все делают: все всегда плохо делают — раз так охотно на них ссылаются.
— Тот, кто обходится без людей, без того и люди обходятся.
— Я вообще каждый свой день люблю больше предыдущего… Этим, должно быть, и объясняется моя молодость.
— Я живу, как другие танцуют: до упоения — до головокружения — до тошноты!