6 июня — наш национальный праздник. Ведь это день рождения нашего национального гения. К тому же у Пушкина нынче юбилей — 220 лет со дня рождения.
В нынешний пушкинский день сам Бог велел погрузиться в материалы большой электронной коллекции «А.С. Пушкин (1799–1837)», размещённой на портале Президентской библиотеки.
В этой коллекции множество цифровых копий книг, статей, архивных документов, авторефератов диссертаций, видеофильмов, изобразительных и других материалов, посвящённых жизни и творчеству Пушкина, а также деятельности государства по сохранению памяти о нём. Коллекция постоянно развивается, и к нынешнему юбилею поэта число единиц хранения в ней увеличилось до 390.
Два базовых издания, которые легли в основу подборки и дают наиболее полное представление о творчестве и личности поэта, — это, конечно, книги академика Якова Грота «Пушкин, его лицейские товарищи и наставники» (1887) и Викентия Вересаева «Пушкин в жизни» (1928).
В этих и других работах многие откроют для себя неожиданные особенности в жизни и трудах вроде бы с детства такого всем нам известного Пушкина.
Начать с того, что, как свидетельствуют уникальные материалы Президентской библиотеки, детство Пушкина было омрачено сложными отношениями с его матерью:
«Надежда Осиповна была необыкновенно хороша собою и в свете прозвали её “прекрасною креолкой”, — рассказывала Л.Н. Павлищева со слов своей матери, сестры Пушкина, в книге Вересаева «Пушкин в жизни». — Она не менее мужа обожала свет и весёлое общество, дом, целиком переложенный мужем на её плечи, тяготил молодую женщину. В его управление она внесла резкие, частые переходы от гнева и кропотливой взыскательности к полному равнодушию… Никогда не выходя из себя, она умела дуться по дням, месяцам и даже годам. Так, рассердясь за что-то на Александра Сергеевича, которому в детстве доставалось от неё гораздо больше, чем другим детям, она играла с ним в молчанку круглый год, проживая под одной кровлею; оттого дети боялись её несравненно больше, чем отца. Чтобы отучить Александра в детстве от “дурной” привычки тереть свои ладони одна о другую, она завязала ему руки назад на целый день, проморив голодом».
Из книги Вересаева мы узнаём, что было всё же одно место в доме, где маленький Александр забывал свои обиды и чувствовал себя счастливым. «Ребёнок проводил бессонные ночи и тайком в кабинете отца пожирал книги одну за другою. Брат поэта Лев Пушкин вспоминал, что Саша был одарён памятью неимоверною и на одиннадцатом году уже знал наизусть всю французскую литературу».
Способности и гуманитарные склонности мальчика не прошли мимо заинтересованного взгляда его дяди, Василия Львовича. В 1811 году он отвёз 12-летнего Пушкина из Москвы в Царскосельский лицей, где талантливых отроков готовили к государственной службе. На портале Президентской библиотеки можно ознакомиться с оцифрованной копией проекта Устава этого учебного заведения, здесь же находится и копия «Грамоты, жалованной Императорскому Царскосельскому Лицею Императором Александром I».
В лицейские годы Пушкин был поглощён выпуском с товарищами рукописных журналов, вошёл в контакт с литературными изданиями того времени, печатал свои стихи и даже получал гонорары. По окончании лицея, в июне 1817 года, в чине коллежского секретаря Пушкин был определён на службу в Коллегию иностранных дел, где не работал и дня, всецело отдавшись творчеству. Из-под его пера выходят «Вольность», «К Чаадаеву», «Деревня», «На Аракчеева»… И буквально сразу стихи юного поэта привлекают внимание читающей публики.
В мае 1823 года Пушкин был сослан на юг империи за то, что «наводнил Россию возмутительными стихами». Через год его перевели на север, в родовое Михайловское, где он продолжил писать «Евгения Онегина», начал «Бориса Годунова», написал стихи «Давыдову», «На Воронцова», «На Александра I»…
В августе 1826 года, после восстания декабристов, Николай I велел срочно доставить Пушкина в Москву. Поэт был представлен Николаю I в Чудовом дворце. По свидетельству современников, император был очарован его умом и изысканной светскостью при шокирующей подчас прямоте — как известно, на вопрос царя, где был бы поэт 14 декабря, если бы жил в столице, Пушкин, не задумываясь, ответил: вместе со всеми, на площади.
Государь взял на себя обязанности личного цензора Пушкина и позднее даже поручил ему пользоваться материалами из государственных архивов для написания истории Петра I. «Он внимательно читал произведения Пушкина не только как “цензор”, — отмечал профессор Евгений Петухов в издании «Об отношениях императора Николая I и А.С. Пушкина», — но как доброжелательный к автору знаток, нередко делая на полях рукописей заметки и исправления касательно содержания и стиля, с которыми иногда Пушкин совершенно искренно соглашался».
В эти дни поэт был как никто другой обласкан читающей публикой. «Когда Пушкин, только что возвратившийся из изгнания, вошёл в партер Большого театра, мгновенно разнеслась по зале весть, что Пушкин в театре; имя его повторялось в каком-то общем гуле, все лица, все бинокли были обращены на одного человека, стоявшего между рядами и окружённого густою толпою», — писал Вересаев в книге «Пушкин в жизни».
«Пушкин был в это время для молодёжи всё, все ея упования, сокровенныя чувства, чистейшия побуждения, все гармоническия струны души, вся поэзия мыслей и ощущений — всё сводилось к нему, всё исходило от него…», — делился впечатлениями от своей первой встречи с Пушкиным начинающий писатель Иван Гончаров в статье в журнале «Русская старина». Г. 30 1899, Т. 98, кн. 5, май. — Я встретил его у Смирдина, книгопродавца. Он говорил с ним серьёзно, не улыбаясь, с деловым видом. Лицо его — матовое, суженное книзу, с русыми бакенами и обильными кудрями волос врезалось в мою память».
1 января 1834 года поэт записал в своём дневнике (и эти строки можно найти в издании Пушкинского «Дневника 1833–1835 гг.»): «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Dangeau».
С этого момента что-то накренилось в семье Пушкиных, где по детской носилось уже четверо детей: «Сашка, Машка, Гришка и Наташка». На содержание семьи требовались всё новые деньги, а поэт писал, сидя в «вольтеровском» кресле, купленном в долг. Кабинет был непосредственно за стеной детской.
Необходимость сопровождать жену на балы в определённом ему царём мундире камер-юнкера тяготила поэта. Интриги при дворе напрямую задевали его честь, после публикации двусмысленных рецензий на произведения поэта в журналах Булгарина и Сенковского, при дворе констатировали «закат» его таланта: Пушкин, мол, «исписался».
В самый день Пасхи, 29 марта 1836 года, умерла его мать. И, может быть, именно по причине нераскрытой любви друг к другу сын так трагически воспринял её уход. Александр Сергеевич сам отвёз её тело из столицы в Святые Горы и похоронил в Успенском монастыре. Здесь же, рядом с матерью, и себе выбрал место для могилы, будто предчувствуя близкую кончину.
На этом окрашенном в мрачные тона фоне поражает мужество Пушкина, взявшегося издавать и редактировать задуманный им журнал. «Первый том “Современника”, вышедший в апреле 1836 года, — читаем в электронной копии «Русской старины», — возбудил много толков в читающей публике: большинство, под обаянием имени издателя, восхищались безусловно каждою статьёю; меньшинство, состоявшее, однако, из людей образованных, знакомых с иностранными revues, отзывалось о “Современнике” далеко не сочувственно. Расчёт гениального поэта, не обладавшего талантами сметливого издателя, оказался ошибочен: вместо чаемых выгод, он в первый (и последний) год издания понёс значительные убытки».
4 ноября 1836 года Пушкин получил три экземпляра анонимного послания, заносившего его в орден «рогоносцев», — намёк на неверность жены. Пушкин вызвал Дантеса на дуэль. Дальнейшее хорошо известно. 10 февраля 1837 года Александра Сергеевича не стало…
Как подытожил Александр Залдкин в журнале «Русская старина». Г. 30 1899, Т. 98, кн. 5, май, «русская поэзия, до появления Пушкина, гремела одами, писала нежные стишки к “милой” и была совершенно счастлива этими идиллическими занятиями. Дикое, непочатое поле живого слова русского было засорено чужеземным псевдоклассическим щебнем, утыкано коленкоровыми цветами. Пушкин привнёс в литературу это “живое слово”, понятное каждому русскому. Отличительным качеством его произведений становится народность, которую он сам считал естественным качеством всякого истинного писателя. Только посредственный талант не народен, потому что он заимствует свой взгляд, чувство, язык. Пушкин же, по словам Гоголя, даже на сторонний мир “глядел глазами своей национальной стихии, глазами своего народа, чувствует и говорит так, что соотечественникам его кажется, будто это чувствуют и говорят они сами”».
А вот что писал в издании «Пушкин» (1916) известный литературный критик, глубокий исследователь творчества поэта Юлий Айхенвальд:
«То, что был он очень умён и образован — всё это драгоценное было у него лишь чем-то второстепенным и не это определяло суть его поэзии. Свободный духом, царственно-беспечный, он, как художник, не обнаруживает и следа интеллектуализма, сухой рассудочности. Не промежуточная работа мысли и даже не наитие внезапных чисто умственных откровений составляют его силу, а непосредственная интуиция, вдохновенное постижение прекрасной сущности вещей, — догадка красоты… Он в силу художественного инстинкта, не задумываясь, отметал всё случайное и бренное, он сразу улавливал самую основу и очарование действительности, вечное зерно преходящих явлений и предметов».
Так говорил Александр Пушкин
— К беде неопытность ведёт.
— Не продаётся вдохновенье,
Но можно рукопись продать.
— Зависть — сестра соревнования, следственно из хорошего роду.
— Чувство выздоровления — одно из самых сладостных.
— Льстецы, льстецы!
Старайтесь сохранить
И в подлости осанку благородства.
— Мечтам и годам нет возврата.
— Ах, обмануть меня нетрудно!
Я сам обманываться рад!
— Обычай — деспот меж людей.
— Не тот поэт, кто рифмы плесть умеет.
— Неуважение к предкам есть первый признак безнравственности.
— О, сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог изобретатель.
— Да, жалок тот, в ком совесть не чиста.
— На свете счастья нет, но есть покой и воля.
— Мы почитаем всех — нулями,
А единицами — себя.
— Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей.
— В одну телегу впрячь не можно
Коня и трепетную лань.
— Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
— И всюду страсти роковые,
И от судеб защиты нет.