Совсем скоро, 30 сентября, Софье Ивановне Мармузовой (Наумовой) исполнится 95 лет. На своём веку она повидала и пережила многое. Но самое главное событие — Ленинградская блокада.
Про родителей
У мамы была двухкомнатная квартира на Петроградской стороне. Но после революции, в этой сумятице, кто-то сказал, что надо бежать, и они с папой поехали в Ярославскую область — там его родня. Отец стал строиться, родилась я, через полтора года — Зина. Моей маме не нравилось там, потому что они прожили всю жизнь в городе. Да и папу работа не устраивала. Он поехал в Ленинград, остановился у сестры в Лахте. У той был дом, три комнаты. Потом им дали квартиру в Красном бору. А нам отдали этот трёхкомнатный дом.
Про смерть
Я девятый класс окончила, Зина — восьмой. Это была железнодорожная школа на Михайловской улице. Хорошая, учителя замечательные.
А 22-го июня — война. Папа сказал:
— Скоро не закончится.
А мама:
— Да брось ты придумывать!
Папа работал ведущим инженером на Московском вокзале, его на фронт не забрали. Но однажды его ранило, когда он возвращался с работы. Много крови потерял. Надо было в больницу, он не поехал — домой. А дома чем кормить? Нечем. Ноябрь, декабрь сорок первого — самые голодные месяцы.
Он умер от голода и раны. Папу похоронили. Ему лет было 45, наверное. Они жили очень дружно. Я на рынок поехала продавать мамины серёжки, мне дали полкилограмма крупы. Мама умерла в феврале. Ей было 38.
И вот мы с Зиной вдвоём. Карточки ещё оставались, но получать надо было в городе. И я ходила пешком из Лахты. Сколько шла, не знаю — часа четыре? И как мне сил хватало, непонятно. А главное, я не боялась ничего.
Про пуговицы
Потом карточки закончились. Надо как-то новые раздобыть. А как? Однажды встретила на улице знакомую, её тоже Софья зовут. Она:
— Ой, как я тебе рада!
Мы поговорили, и я ей сказала:
— Мне бы на работу устроиться. Нам с сестрой надо карточки получить.
— Ладно, — говорит, — постараюсь помочь. Мы на Литейном живём, у нас большая комната, десять человек. И есть один мужчина, он начальник управления промышленностью в Ленинграде. Ты приходи завтра. Часам к семи, утра.
Ну, пришла. Печка топится, что-то варится. Он посмотрел на меня, говорит:
— Я тебя возьму на работу, продавцом. Приходи к полудню, получишь направление и карточки.
И вот я стала продавцом, на Невском, 63. Меня поставили к пуговицам. Я ещё думала: ну кому сейчас нужны эти пуговицы, люди умирают! Отработала три дня, ни одной пуговицы никто не купил. Вообще никто даже в магазин не зашёл…
А потом я сожгла себе ногу. Суп из печки вытаскивала. Печка круглая была. Пошла к своему врачу, говорю:
— Дайте больничный, чтобы карточки мне продолжать получать.
Он говорит:
— Поправишься — приходи, на сколько надо, на столько и выпишу.
И благодаря этому больничному не пришлось мне ходить на работу каждый день из Лахты на Невский. И карточки я сохранила.
Про сестру
В эвакуацию Зину увезли в марте сорок второго. По Дороге жизни, в Ярославскую область, в деревню. И доехала хорошо.
Если бы она не уехала, здесь умерла бы, конечно. У неё ноги опухли страшно, так она ещё обварилась кипятком так сильно, что грозила ампутация.
Зина остановилась у дальней маминой родственницы, Марьи Степановны. Она была секретарем райкома. И вот она Зине дала два килограмма масла. Зина сделала отвар какой-то, туда масло ещё нужно было добавлять. Конечно, и на хлеб мазала, ну и рану залечили. Через месяц у неё нога поправилась. Потом она устроилась на работу, в ближайшем городке в бухгалтерии. Комнатку там сняла, а в субботу обратно в деревню шла восемь километров.
Ничего этого я тогда, конечно, не знала. Связи с ней не было, я даже не знала, жива ли она.
Потом, наверное, в 1944-м, Зине предложили вернуться в Ленинград. И она сорвалась. А куда ей? Дом-то наш разрушен. Устроилась в общежитии, в техникум пошла, окончила, и послали её работать в Нижний Тагил. Там вышла замуж. Потом они с мужем приехали в Приозерск, и уже мой муж им помог получить жильё.
Про милосердие
Я стала служить в армии.
Приезжает какой-то начальник. И вот нашу роту отправляют на прорыв блокады. Многих девушек отобрали. Но в последний момент останавливает меня какой-то главный офицер, посмотрел внимательно и говорит:
— Ты-то куда? В чём душа держится! Назад давай, иди работать, где работала!
Пожалел. А нашу роту всю побило. Все погибли…
Потом у меня образовался свищ на щеке. Надо было делать операцию, и меня отправили в госпиталь. Посмотрели хирурги — мужчина и женщина. Женщина говорит:
— Надо резать щёку.
А мужчина ей:
— Чего мы будем молодой девочке лицо резать? Мы ей челюсть вычистим.
Вычистили. Стало проходить. И отправили меня долечиваться, и поставили тут же в госпитале работать в бухгалтерию. Ну что я смыслила по бухгалтерскому делу? Ничего. Бумаги перебирала. Два месяца. Потом мне врач говорит:
— Не имею права больше тебя держать, придётся тебе снова ехать на фронт.
Ну, что делать? Выезд — через день. Перед этим я поехала на могилу к отцу, а мама… мама не знаю, где похоронена. Приезжаю, говорят: всё, в Ленинграде будешь работать. Вот в Ленинграде я и работала — в штабе. Составляла меню питания солдатам.
Про босоножки
Сапоги у меня были — страшные! Поехала к маминой родственнице. Она:
— Софья! Что у тебя за сапоги!
А у меня другого-то ничего нет, только армейское.
Она говорит:
— Я сейчас тебе босоножки дам, кожаные, хорошие. Ты их носи. А сапоги снимай, быстро! И вот она подарила мне эти босоножки. Я в них до-олго потом ходила.
Про самовар
Когда демобилизовали, дали сухарей чёрных, немного денег. А куда мне? Жить негде! Сказали, что дадут комнату в Лахте.
Зина — в общежитии, хорошо она там устроилась, на Красной улице. Квартирного типа общежитие, кто-то квартиру оставил, и вот они жили, втроём в комнате. Я с ней там первое время спала. А потом дали мне комнату в Лахте, метров одиннадцать. Но надо было ремонт делать, и ходить надо через соседку, Клавдию Васильевну. Кухня, потом её комната, потом моя — две смежные у них были.
Ну, я с одной девушкой познакомилась, она говорит:
— Я тебе помогу дверь сделать.
А как, топора-то в руках не держали! Но тут мастер нашёлся. Говорит:
— Давай 25 рублей, и сделаю тебе дверь.
Я поехала к Вале, знакомой своей. Её муж в Москве окончил Академию, демобилизовался, устроился на работу. Их квартира — на Невском проспекте, 147 — уцелела в блокаду. Очень хорошая квартира, трёхкомнатная, окна в сад.
Я говорю:
— Мне сделают дверь в комнату. Но нужно 25 рублей, а у меня — копейки одни в кармане, на работу-то я ещё не устроилась.
Она дала мне 25 рублей. Но комната-то у меня пустая, мебели нет совсем. Теперь надо на чём-то спать, на чём-то есть, на чём-то сидеть. Просто не знаю, что делать.
Недалеко жила Ольга Андреевна. Она финка, их, всех финнов, в начале войны выслали из Ленинграда. Но в 1944-м она со своей семьёй вернулась. Ничего у них не пропало, дом сохранился. И вот она дала мне табуреточку и такой маленький столик. А рядом ещё жил такой Федор Павлович, у него дом тоже уцелел. И он нашёл самовар, исключительно красивый, литра на полтора-два, и подарил мне этот самовар.
Вот, поставила я этот самовар на столик. Мастер пришёл дверь делать, увидел и говорит:
— Отдай мне самовар, а я тебе дверь поставлю бесплатно.
Я ему:
— Берите.
Вот так я 25 рублей сэкономила. А света ещё не было, только начали проводить. Месяца через два я купила счётчик. А тот, кто мне делал электричество, счётчик снял — украл, значит. Я подала в суд, выиграла, и счётчик ко мне вернулся. И у меня появился свет. Кровать тоже кто-то дал. Обои поклеила. Ничего стало, уютно.
Про работу
Поскольку я в этой комнате была прописана, мне дали проездной. Но работы-то нет, искать надо.
Как-то ездила к знакомой своей, Валентине. Муж её, Иван Фёдорович, хотел пристроить меня в столовую. Официанткой или на кухне, уж не помню. Но я была рада любой возможности. Справочку мне дали: приходи через день, мы тебя возьмём. А на обратном пути я встретила подругу одну. Она и говорит мне:
— Не надо тебе идти в столовую, поступай в судостроительный техникум, а работать иди на фабрику Микояна. Там будешь сыта. Я вот работаю, я сыта, и у меня карточка остаётся.
Я её послушалась. Приехала к Валентине и сказала, что пойду работать на фабрику имени Микояна.
Она говорит:
— А я там директора знаю. Мы с тобой съездим туда.
Съездили. Он говорит:
— Конечно, приходи — конфетки будешь закручивать.
Эта была кондитерская фабрика. Я оформилась. И стала работать.
Там в цехе стояло эмалированное ведро. В это ведро сыпали муку, сгущёнку, сахар и заливали кипятком. У всех тарелки, хлеба по куску приносили, садимся и едим эту кашу. А масла тоже там много было, это всё можно было брать. Повидло, конфеты любые, всё. Только выносить нельзя, а там — ешь, сколько хочешь. Так я и работала два года.
А в техникум меня взяли сразу на третий курс. В то время не было специалистов, мужчины-то все погибли. И вот три года я там училась, окончила, и было такое распоряжение: кто учится в техникуме, всех направлять на Балтийский завод. Устроилась очень удачно, в отдел строителей. Ну, я как бы экономистом. Там помощник главного строителя очень умный человек, он меня подучил. сначала зарплата 750 рублей, ещё премии, командировки. А потом стали меня повышать: Очень хорошо ко мне все относились, замечательные люди.
Позже меня пригласили на завод «Компрессор», в ЦКБ. Я бы и не ушла с Балтийского, но мне ездить было далеко, да я к тому же вышла замуж, появились дети. Так и отработала: 15 лет — на Балтийском заводе и ещё 24 года — в ЦКБ.
Про любовь
На заводе за мной многие ухаживали. Был там один капитан, парень очень хороший. Он уходил в рейс. И говорит:
— Ты меня жди. Ну, хорошо. Жду месяц, жду два. Никаких вестей.
Как-то раз я смотрела фильм в кинотеатре «Аврора» на Невском. Вышла — и такой дождь! Думаю, пойду к своей знакомой, Александре Васильевне, зонтик возьму. Она на Фонтанке жила, неподалёку. Пришла, а у неё праздник. У мужа день рождения. За столом сидела пара, мужчина и женщина. Он говорит:
— Посадите Софью рядом со мной!
Я села. Ну, он спросил, где работаю, я сказала. В общем, всё рассказала. И, видно, понравилась я ему. Он был секретарем Октябрьского райкома. И он меня потом познакомил с моим будущим мужем, Петром Ивановичем, который у него в райкоме тогда работал. И мы вместе прожили 52 года. А если б дождя тогда не было, и я б не пошла за зонтиком, кто знает, как бы всё вышло?..
Про людей
Мне попадались всегда только хорошие люди. Правду говорю. Может, с кем-то другим они и были плохими, но ко мне почему-то поворачивались хорошей стороной.
