Через год поклонники поэзии отметят 125 лет со дня рождения Сергея Есенина. Его втискивали в рамки имажинизма, «новокрестьянского» направления, запрещали... А народ любил его просто за стихи.
Казалось бы, они с Сергеем Есениным находились на противоположных полюсах поэзии, но это не помешало Борису Пастернаку написать в очерке «Люди и положения»:
«Есенин был живым, бьющимся комком той артистичности, которую вслед за Пушкиным мы зовём высшим моцартовским началом, моцартовскою стихиею… Самое драгоценное в нём — образ родной природы, лесной, среднерусской, рязанской, переданной с ошеломляющей свежестью, как она далась ему в детстве»…
Фонд Президентской библиотеки хранит немало материалов, посвящённых поэту. Это книги, фотографические открытки, видео-коллекция «Сергей Александрович Есенин в диалоге культур», научные работы, посвящённые его творчеству, воспоминания людей из ближайшего есенинского окружения, речь «С. Есенин выступает на открытии памятника А. Кольцову (Москва, ноябрь, 1918)»... Со всеми этими документами можно познакомиться в электронном читальном зале Президентской библиотеки.
«Есенин у всех в памяти запечатлён, почти заштампован своими синими глазами, кудрявой золотой головой, рассеянной улыбкой; и ещё в представлении многих — озорным <…>, бросающим в переполненный зал чудесные слова своих стихов», — пишет в мемуарах «Как жил Есенин» (1926) Софья Виноградская — журналистка, работавшая в газетах «Правда» и «Известия ВЦИК», ближайший друг Есенина. Её воспоминания, по мнению литературоведа Валентины Кузнецовой, «в обширной мемуарной литературе о поэте являются своеобразным маяком».
Первые стихи Есенина появились в московских журналах ещё в 1914 году, когда поэту было всего 19 лет. Через год он приехал в Петроград с единственной целью — познакомиться с Александром Блоком и узнать его мнение о своем творчестве. Прямо с вокзала направился в книжный магазин (сразу за Аничковым мостом). Там ему подсказали адрес Блока, жившего на Пряжке.
Знакомство состоялось. Сергей, смущаясь и краснея, читал мэтру стихи. Блок со всё возрастающим интересом внимал, а потом назвал своего нового знакомого «талантливым крестьянским поэтом-самородком». Он дал Есенину рекомендательное письмо, обращённое к Сергею Городецкому. Так началось сотрудничество «поэта-самородка» с петербургскими журналами, в которых молодой автор печатался наряду с первыми поэтами столицы и всей России.
Близкий друг поэта Анатолий Мариенгоф в книге «Воспоминания о Есенине» (1926) описывает, как крестьянский сын, поставивший целью покорить столицу и нарочито «теряющийся» в роскошных гостиных, учил приятеля жить: «Трудно тебе будет, Толя, в лаковых ботиночках и с проборчиком, волосок к волоску. Как можно без поэтической рассеянности? Разве витают под облаками в брючках из-под утюга?»
О своём «вхождении в литературу» Есенин размышлял откровенно: «Тут, брат, дело надо было вести хитро. Пусть, думаю, каждый считает: я его в русскую литературу ввёл. Городецкий ввёл? Ввёл. Клюев ввёл? Ввёл. Сологуб с Чеботаревской ввели? Ввели. Одним словом: и Мережковский с Гиппиус, и Блок, и Рюрик Ивнев… к нему я, правда, первому из поэтов подошёл — скосил он на меня, помню, лорнет, и не успел я ещё стишка в двенадцать строчек прочесть, а уж он тоненьким голосочком: “Ах, как замечательно! Ах, как гениально! Ах…” и, ухватив меня за подручку, поволок от знаменитости к знаменитости. <…> Сам же я — скромного, можно сказать, скромнее. От каждой похвалы краснею, как девушка, и в глаза никому от робости не гляжу…».
И завертелась бурная московско-петербургская карусель.
«Вокруг него постоянно галдела ватага людей, среди которой он был самым шумным, самым галдящим, — читаем в книге Софьи Виноградской. — И не то, чтобы он шумом своим заполонял всю квартиру, — он квартиру и её обитателей приводил в движение, заставлял их вести общую с ним жизнь. Там, где он бывал, все жило им. <…> Беседовать с Есениным можно было без конца. Он был неиссякаем, оживлён, интересен в своих разговорах, словах, политических спорах, полных подчас детской наивности, удивительного, но милого непонимания самых элементарных в политике вещей. <…> “А что такое “Капитал”, — “Бухгалтерия”, — скажет он. Дружный хохот служит ему ответом, а сам он, с мальчишеским задором, смотрит на всех с видом меньшого, который рассмешил старших».
Его нельзя было не любить. Есенин обладал огромным обаянием открытого, глубоко самобытного человека, которого действительно интересовал собеседник. И только близкие друзья знали: оживление поэта иногда бывало наигранным, а природная артистичность подчинена какой-то определённой цели, главному в его жизни, от чего он не спал по ночам. По этому поводу Виноградская пишет: «Дни сплошного шума, гама и песен сменялись у него днями работы над стихом. А потом шли дни тоски, когда все краски блекли в его глазах, и сами глаза его синие блекли, серели».
Талант — большой груз и большая ответственность, так сказать, «поручение» сверху. Не все справляются с этой ношей. Случается, происходит «профессиональное выгорание», которое, к сожалению, близкие отмечали и в отношении Есенина — к тому времени автора всем известных стихов и поэм («Анна Снегина», «Персидские мотивы»). Да и сам он это понимал острее других, когда писал прощальное стихотворение Анатолию Мариенгофу: «Мне страшно, — ведь душа проходит, / Как молодость и как любовь».
…Тем, кто хотел бы знать о жизни Есенина больше, интересны будут и электронные копии фотографических открыток, на которых поэт запечатлён в разные годы жизни. Кроме широко известных официальных изображений, среди них, в частности, представлены домашние фотографии — Есенин в детстве, с родителями, с сёстрами, в кругу друзей и сослуживцев, во время службы в военно-санитарном поезде в Первую мировую войну…
Свою рязанскую деревню Константиново Сергей Есенин по-сыновьи носил в сердце, мог в любой момент неожиданно сорваться домой. После революции зорко следил за жизнью односельчан и сильно переживал, когда сталкивался с фактами ущемления их интересов. Мариенгоф писал: «Мужика в себе он любил и нёс гордо».
И, может быть, именно в силу этой «родовой отметины» образ крестьянской, заповедной России воплотил в поэзии именно Сергей Есенин.
