Солженицын вернулся в Россию чуть больше четверти века назад. Многие ждали от встречи с ним очень многого. Но, может быть, слишком многого? Ведь писатель, даже очень талантливый, — не политик.
Что случилось: 27 мая 1994 года из США в Магадан прилетел лауреат Нобелевской премии по литературе 75-летний Александр Солженицын.
«Возвращение пророка в Отечество» — в то время самый распространённый газетный заголовок на эту тему. Писатель оказался не прочь поддержать драматургию: перелетел во Владивосток и двинулся в Москву на поезде через всю страну — изрекая, проповедуя и осеняя. А в Кремле судорожно прикидывали: он хочет стать всего лишь новым Достоевским?
Неужели пожилой и давно оторванный от проблем страны писатель мог открыть ей что-то важное? Во всяком случае, в это верилось. По данным опроса ВЦИОМ, проведённого за несколько дней до сошествия Солженицына с трапа самолёта, 42 процента россиян считали, что от возвращения писателя будет всерьёз зависеть политическое и культурное будущее России.
В Магадане он вышел из самолёта всего на четверть часа, чтобы сказать речь именно в духе пророка. Дескать, по древним христианским представлениям, земля, схоронившая невинных мучеников, становится святой. А в колымской земле, которой Солженицын «приносит поклон», мучеников миллионы, и о них «легковесно забывают».
Во Владивостоке его принимали на острове Попова, где Александр Исаевич под ушицу расспрашивал учёных местного заповедника о житье-бытье, продав эксклюзивное право на съёмку самого себя телеканалу BBC.
Обозлённые российские коллеги описывали происходящее со скепсисом: мол, вокруг пророка кордон на кордоне! А в тупике на Владивостокском вокзале — прямо под лозунгом «Именем Ленина трудиться и побеждать!» — стояли два спецвагона. В одном — двухместное купе, в другом — столовая с личным поваром. «Бибисишники» по рации называют вагон-ресторан «базой»: «База, база, объект хочет горячего чая». Проводники впоследствии сетовали, что за многодневное путешествие до Ярославского вокзала столицы пророк не сказал им не единого слова, хотя на каждой остановке выходил к людям проповедовать.
28 октября Александр Солженицын выступил перед депутатами Государственной Думы, которых назвал 5-й Думой — как продолжателей традиции. Вместо протокольного выступления почтенного и уважаемого иностранного гостя (вещи в западных парламентах обыденной) депутаты получили порку. Словно грозный родитель вернулся с дачи в разгромленную детьми-подростками квартиру. Разгул иностранной валюты — дикость, спад промышленного производства — вина правительства. А где суровые приговоры разгулявшейся преступности? Где возрождённое земство, в котором власть принадлежит народу? Почему пустуют сибирские земли, которые пророк видел из окна своего вагона?
Солженицын неоднократно срывал аплодисменты парламентариев, но многие из них поняли, что он тоже не понимает, как проводить реформы — даром, что прожил на Западе два десятка лет. Слово «институты» в его речи вообще ни разу не встречалось. Он напутствовал власть уходить из Средней Азии и Закавказья, потому что негоже нам, русским, путаться в мусульманском мире. Вводить собственность на землю — это значит продавать Россию. Многопартийность раздробляет нацию и т.д.
Удалось ли писателю объяснить, «как нам обустроить Россию»? Выступление в Думе так и осталось высшей точкой популярности «возвращённого» Солженицына. В 1997 году его избрали действительным членом Российской академии наук, в 1998-м попытались наградить орденом Святого апостола Андрея Первозванного, однако великий писатель от награды отказался: «От верховной власти, доведшей Россию до нынешнего гибельного состояния, я принять награду не могу».
Однако чуть ранее ничто не помешало Александру Исаевичу принять в дар с правом наследования государственную дачу «Сосновка-2» в Троице-Лыкове площадью участка 4,35 га и построить там двухэтажный кирпичный дом с оранжереей, концертным роялем и библиотекой.
В этой резиденции Александр Солженицын скончался в 2008 году. Ему было 90 лет.
Post Scriptum
Ещё перед тем, как вернуться на Родину, Солженицын в 1990 году написал объёмную статью «Как нам обустроить Россию». В ней тоже было немало ошибочного, мало соответствовавшего отечественным реалиям. Однако были и очень верные слова.
«Я с тревогой вижу, что пробуждающееся русское национальное самосознание во многой доле своей никак не может освободиться от пространственно-державного мышления, от имперского дурмана…»
«Нет у нас сил на Империю! — и не надо, и свались она с наших плеч: она размозжает нас, и высасывает, и ускоряет нашу гибель»
«Это вреднейшее искривление нашего сознания: “зато большая страна, с нами везде считаются”»
…Однако этих слов по сей день, 30 лет спустя, почти никто не заметил. Или, может быть, лучше сказать: не захотел заметить?
(Отрывок из новой книги, которая должна выйти из печати в этом году)
