Сегодня 206-я годовщина со дня рождения Михаила Лермонтова. Президентская библиотека знакомит читателей со своей электронной коллекцией, которая содержит материалы о творчестве и загадочной личности классика.
В коллекции «М.Ю. Лермонтов (1814–1841)» представлены, в частности, черновые варианты знаменитых литературных произведений Лермонтова, его многочисленные рисунки, воспоминания о нём, видеолекции. В издании «Литературное наследство. № 45/46. М.Ю. Лермонтов» статья литературоведа Бориса Эйхенбаума повествует о случайно обнаруженной рукописи с неизданными стихотворениями Лермонтова. Большой интерес представляют поэтические произведения, иллюстрированные Иваном Айвазовским и Виктором Васнецовым.
Многие авторы биографических очерков стараются найти корни гениальности в раннем детстве будущего поэта. Он был хрупким ребёнком, рано потерявшим родителей — отец, мягко говоря, не проявлял рвения в воспитании сына, мать умерла от чахотки, когда мальчику было всего два года. Её образ запечатлён воспоминаниях родственницы Лермонтовых, представленных в электронной копии альбома «М.Ю. Лермонтов»:
«Марья Михайловна была одарена душою музыкальною. Посадив ребёнка своего к себе на колени, она заигрывалась на фортепиано, а он, прильнув к ней головкой, сидел неподвижно, звуки как бы потрясали его младенческую душу, и слёзы катились по его личику. Мать передала ему необычайную нервность свою».
Из того же альбома можно узнать, что маленький Михаил, оставшийся после смерти матери на попечении бабушки, Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, в её имении в Тарханах, рано начал проявлять поэтический талант:
«С нежнейшего возраста бабушка следила за играми внука. Её поражала ранняя любовь его к созвучиям речи. Едва лепетавший ребёнок с удовольствием повторял слова в рифму: “пол” — “стол” или “кошка” — “окошко”… Улыбаясь, он приходил к бабушке поделиться своей радостью».
«Влечение к рисованию не покидало поэта до конца жизни, — рассказывается там же, в альбоме «М.Ю. Лермонтов». — Когда бабушка, по воспоминаниям современников, из постоянного опасения за судьбу внука просила его не писать стихов и не рисовать карикатур, наделавших много шума в петербургском обществе, поэт говорил: “Что же мне делать с собой, когда я не могу так жить, как живут светские люди. Бабушка просит меня не писать больше стихотворений и не брать в руки карандаша, — не могу, не могу”».
Позже в отрывке из неоконченной повести Лермонтов, рассказывая о детстве Саши Арбенина (в большой степени — о самом себе), изображал своего героя «преизбалованным и пресвоевольным ребёнком»… «Он семи лет умел уже прикрикнуть на непослушнаго лакея. Приняв гордый вид, он умел с презрением улыбнуться на низкую лесть толстой ключницы».
Да, он много болел. Но «болезнь эта имела важные следствия… он выучился думать. <…> Воображение стало для него новой игрушкой. <…> В продолжение мучительных бессонниц, задыхаясь между горячих подушек, он уже привык побеждать страдания тела, увлекаясь грёзами души», — пишет историк и критик русской литературы Александр Скабичевский в исследовании «М.Ю. Лермонтов, его жизнь и литературная деятельность».
«Не по годам умственно развитый, горячий поклонник Байрона, Шиллера и Руссо», —говорит далее Скабичевский, Лермонтов, став студентом Московского университета, продолжал оставаться одиноким, ироничным и — в глазах окружающих — несколько странным молодым человеком.
«Многие русские поэты говорили о своём презрении к „толпе“, — отмечал литературовед Ираклий Андроников в «Жизни Лермонтова»,одном из оцифрованных раритетов Президентской библиотеки, — но ни один лирик, кроме Лермонтова, не отдавал себя целиком выяснению всего неизмеримого трагизма этой неравной борьбы».
«Это… зависело не от одного сознания Лермонтовым своих колоссальных умственных сил, а было привито ему тою кастовою замкнутостью и чванством, в духе которых он был воспитан в доме своей бабушки, — читаем в издании «М. Ю. Лермонтов, его жизнь и литературная деятельность». — Высокомерное отчуждение не позволило ему сблизиться ни с кружком Белинского, ни с философствующим кружком Станкевича, ни с фрондировавшим кружком Герцена».
А с Белинским они всё же встретились. Это произошло в апреле 1840 года, перед отправкой Лермонтова на Кавказ. С большим сомнением в том, что они найдут общий язык, шёл критик на эту встречу, предполагая, что она надолго не затянется. Как же он ошибался: разговор продолжался около четырёх часов!
«В словах его было столько истины, глубины и простоты! — цитирует слова Белинского о поэте Александр Скабичевский в исследовании «М.Ю. Лермонтов, его жизнь и литературная деятельность», — <…> Боже мой! Сколько эстетического чутья в этом человеке! Какая нежная и тонкая поэтическая душа в нём!.. Недаром же меня так тянуло к нему».
К тому времени Лермонтов был известен как автор «Демона», «Мцыри», «Бэлы»... Он уже написал «Смерть поэта», за что и был сослан на Кавказ.
Как и многие русские, он уезжал на Кавказ, понимая, что там будет чувствовать себя свободнее, чем в имперском Петербурге. Но жило в нём и фатальное предвидение своего скорого финала. Как писал Александр Герцен, «к несчастью слишком большой проницательности в нём прибавлялось другое — смелость многое высказывать без подкрашенного лицемерия и пощады. Люди слабые, задетые никогда не прощают такой искренности…».
Мартынов не простил. Лермонтов погиб на горе Машук в результате бессмысленной дуэли.
Ему было всего 27… Однако он был уже зрелым человеком и зрелым художником. Настолько, что, смотря на гладь Финского залива, создал один из своих шедевров почти экспромтом —
Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далёкой?
Что кинул он в краю родном?..
