Зачем нам Достоевский и Лев Толстой?

Скоро новый учебный год в школе. А, значит, ещё неделя-другая, и снова пойдут разговоры о том, что литературную классику в школьной программе надо урезать до минимума. Что же с классикой не так?

 

Сбросить их с корабля современности!

Многие считают, что русская словесность XIX века почти полностью устарела, а потому в школьном курсе литературы должны быть представлены в основном авторы ХХ века и нынешнего.

Сторонники такой точки зрения — а они встречаются повсюду, вплоть до Государственной думы, — не скупятся на аргументы.

Они говорят: современный мир постоянно меняется, он устремлён в будущее, а мы продолжаем учить детей на произведениях «времён Очакова и покоренья Крыма».

Они возмущаются: неужели вы не видите, что жизнь вокруг уже другая! Давно нет ни помещиков, ни крепостничества, ни царя. Люди женятся по любви, а не по приказу родителей, утвердились такие понятия, как права человека и равноправие женщин с мужчинами, а дуэли — это вообще варварство, архаизм. Люди теперь думают и чувствуют по-другому, у них другая философия жизни, и сегодня детям не понять, что хотели сказать Достоевский, Лев Толстой, Тургенев, Александр Островский…

Они предостерегают: эти герои былых эпох негативно влияют на ребёнка. Священнослужители у классиков — отрицательные персонажи, Раскольников — убийца, который не учится и не работает, Нехлюдов — богатый растлитель беззащитной молодой девушки.

…В общем, почти всю классику в школе надо запретить.

Что ж, запретительство — самый лёгкий способ борьбы. Но чаще всего — далеко не лучший. Это мы уже хорошо выучили, и не только в школе.

Тем более в действительности в русской классике устарели только бытовые и некоторые социальные реалии — кареты с двуколками, шлафроки с чепчиками, титулярные советники с их сиятельствами и т.д. А всё остальное по-прежнему живо-живёхонько — и до гендерного равенства нам пока ой как далеко, и до уважения личности, и до соблюдения прав человека, и «маленькие» люди у нас всё так же встречаются за каждым углом, и «лишние» не редкость.

Главное в русской классике — проповедь вечных ценностей, которые мы частенько любим поминать, но не всегда помним, что сегодня почерпнуть эти ценности, кроме как у наших литературных титанов, в общем-то, и негде.

Убеждён, в масштабах мировой культуры русская классика, от Николая Карамзина и Александра Пушкина до Владимира Набокова и Булата Окуджавы, — это лучшее, что создано российской нацией за последние два столетия.

 

Где классика и где беллетристика…

Владимир Сологуб, Писемский, Боборыкин, Вересаев, Сергеев-Ценский, Катаев, Юрий Герман — все эти семь писателей, выхваченные мною наугад из давнего и недавнего прошлого, были прекрасными беллетристами. Но кто же тогда Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Лев Толстой, Чехов, Булгаков, Платонов, Гроссман?.. Они тоже писали рассказы, повести и романы, но назвать их беллетристами язык не повернётся. Потому что они — классики.

А в чём отличие?

Прежде всего, творчество классиков нельзя назвать чистой литературой. Это своего рода философствующая литература. В то время как западноевропейская мысль выбирала жанр научной статьи или напрямую шла к художественности от философии, русская мысль двигалась в обратном направлении — от художественных образов персонажей и социально-политических явлений к их философскому осмыслению. Объясняется эта разнонаправленность тем, что западноевропейские авторы опирались на традиции университетов, которые у них появились ещё в раннем Средневековье и наследовали древнегреческой и древнеримской школам, а русские такого богатого «бэкграунда» не имели. У нас университеты возникли лишь в XVIII веке, и, соответственно, философские традиции тоже отсутствовали.

Да и современной литературы в России не было. После неуклюжих од и тяжеловесных «телемахид» русские литераторы вынуждены были пойти к европейцам в ученики.

При этом русские ученики показали себя с наилучшей стороны. Они не пытались перенимать конечные результаты чужого опыта, как это издавна делалось в российском государственном устройстве, экономике и военном деле. Они заимствовали основы, принципы.

И в итоге результаты превзошли все ожидания. Как подметил Дмитрий Быков*, от скромной пьесы Капниста «Ябеда» (1798) до грибоедовского «Горя от ума», который по сей день ставят все уважающие себя российские театры, минуло лишь 26 лет, а до чеховского «Вишнёвого сада», оказавшего уже огромное влияние на всю мировую драматургию не только прошлого, но уже и нынешнего века, — всего 105 [Быков Д. Время изоляции: 1951–2000 гг. М., 2018. С. 469]. То же происходило и с прозой.

Русские заимствования начались с Карамзина и Пушкина в первой четверти XIX века, а уже во второй половине того же столетия литературы Европы и многих других стран стали прирастать опытом российских коллег.

Русская классика всегда стояла на трёх китах — нравственности, социальности и духовном учительстве. Все три кита выплыли из устоев русской интеллигенции. В развитии нравственности она видела необходимое условие будущего человека, в социальности — бичевание язв современной жизни и поиск основ грядущего общества, а в учительстве — проповедь Правды и Справедливости. И устами не философов, а писателей русская интеллигенция сформулировала главные русские вопросы — «Кто виноват?» (Александр Герцен) и «Что делать?» (Николай Чернышевский).

Герои западной литературы XVIII-XIX веков восставали против общества — его организации и норм морали. Но в русской литературе — особенно в неподцензурной — это был бунт против государства. Свидетельством тому и «Путешествие из Петербурга в Москву», и «Медный всадник», и «Борис Годунов», и «Мёртвые души», и «Мы», и «Повесть непогашенной луны», и «Мастер и Маргарита»… Да разве мыслимо всё перечислить!

Те, кто учился ещё в советской школе, помнят, что Ленин назвал Льва Толстого «зеркалом русской революции». На самом же деле этим зеркалом был Достоевский, 200-летие со дня рождения которого в этом году отмечает вся читающая цивилизация. Его «Преступление и наказание» и «Бесы» — романы-предупреждения, романы-пророчества: убийства и безнравственность способны привести только апокалипсису!

«Построить человеческое общество на всём том, о чём рассказал Достоевский, невозможно, — сказал последний из великих английских поэтов Уистен Оден. — Но общество, которое забудет то, о чём он рассказал, недостойно называться человеческим» [Адамович Г. Комментарии // Знамя. 1990. № 3. С. 180].

То же можно сказать о Льве Толстом. По его «Войне и миру» нельзя изучать историю Отечественной войны, но, не прочитав роман, невозможно понять, кто такие русские и что такое истинный патриотизм.

 

Труд культуры

Почти все русские классики ещё при жизни стали духовными лидерами для миллионов людей. И по сей день для многих пребывают в том же качестве.

Для многих, но далеко не для всех. Читать беллетристику, не говоря уж об интернет-постах и эсэмэсках, куда как легче. Там не требуется мыслить и страдать, становясь в известной мере соавтором выдающихся творений. Там не надо размышлять о высоком предназначении человека, о его ответственности перед судом земным и небесным, о душе и совести. Там не надо самостоятельно искать ответы на вопросы о том, что такое добро и зло, честь и подлость, долг и право, любовь и ненависть…

А уж как трудно читать классику в 14-17 лет! Правда, практика показывает, что в реальности проблема не столько в этой классике, сколько в педагогах и учебниках. Если они не сумели помочь подростку, непонимание и неприятие классики почти неминуемы…

Однако и для юных, и для взрослых читателей этот труд чрезвычайно полезен. Он ведёт к истинной культуре, а она всегда даётся тяжело. Будь по-другому, все мы до сих пор прыгали бы по деревьям и почитали себя высококультурными особями.

 

*Признан в РФ иностранным агентом


Поделиться ссылкой:

Your email address will not be published. Required fields are marked *

Вы можете использовать следующие HTML тэги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

10 + девять =