Именно так: не умер, а ушёл из жизни, потому что Андрей Дмитриевич был великим жизнелюбом. И невозможно поверить, что теперь приходится говорить о нём в прошедшем времени.
Перед первой публикацией в нашей «Мозгократии» Андрей написал о себе с присущей ему изящной самоиронией:
«Петербургский писатель ленинградского розлива, работающий во многих областях литературы (тут и фантастика, и научно-художественная проза, и поэзия, и критика, и перевод), а вследствие того — многочлен разных творческих союзов и научных обществ».
Я попросил его всё же написать о себе и своём творчестве более подробно, но он отказался. А зачем? Кто знает, тот знает, кто захочет узнать, тот залезет в интернет, а кто не захочет, тому и не надо.
На самом деле Андрею было, о чём написать. Балабуха работал в литературе 60 лет.
За это время он выпустил не один десяток книг. После первого рассказа «Аппендикс», опубликованного в 1967 году, были другие рассказы, были повести и роман, сборники стихов, литературно-критические статьи, очерки, афоризмы, переводы научно-фантастических произведений зарубежных писателей…
Балабуха — дважды лауреат премии Ивана Ефремова, дважды лауреат премии «Петраэдр» и трижды лауреат премии имени Александра Беляева. Причём не только за свои произведения, но и за выдающийся организаторский вклад в развитие отечественной словесности.
Что означает «выдающийся организаторский вклад» Балабухи, я узнал, когда решил вступить в Союз писателей Санкт-Петербурга. До этого мы с Андреем не были знакомы, и думаю, он даже не подозревал о моём существовании. Но сразу отнёсся ко мне, словно к старому товарищу, помогая в этом нелёгком деле едва ли не на каждом шагу. А потом, когда я был принят в Союз, примерно через год вдруг позвонил и сказал, что хочет выдвинуть мою книжку «Постижение Петербурга» на Беляевскую премию.
Для меня это было большой неожиданностью. Но коллеги объяснили — таков жизненный и творческий стиль Балабухи.
Мы никогда с Андреем не говорили на эту тему, но, судя по отдельным его репликам, предполагаю, что немалую роль в формировании этого стиля сыграли ленинградские писатели-шестидесятники — Лев Успенский, Илья Варшавский, Геннадий Гор и, конечно, Борис Стругацкий, наставники Балабухи не только в писательстве.
В каждом деле, будь то наука, медицина или плотницкое искусство, необычайно высоко ценится школа — не только профессиональная преемственность, но и чисто человеческая, от сердца к сердцу. И в литературе есть своя школа. Во всяком случае, в ленинградско-петербургской — глубокая порядочность, преданность родному языку, культуре и профессии, забота о начинающих. Таким и был Андрей Балабуха.
Не случайно сам он однажды сказал про себя:
— По рождению я петербуржец-ленинградец, а родина моя — русская культура и русский язык.
