Цельную картину жизни этой страны, уже 43 года живущей под санкциями, составить непросто. Хотя бы потому, что сосуществуют, как минимум, три оценочных ракурса.
Первый — скорее оптимистический. Он характерен для должностных лиц Ирана. Второй — не без признаков вынужденного стоицизма у рядовых граждан.
Третьего ракурса придерживаются на так называемом коллективном Западе, в том числе многие иранские эмигранты. У этих эмигрантов всё просто — доживающий последние дни режим и нищее население, замордованное тиранией. Примечательная деталь: эмигрантский — под шахским флагом со львом — пикет в Париже проиллюстрирован фотографией не иранского, а афганского бытия (причём на фоне засухи). Разоблачение примитивного подлога заезжим «шурави» вызвало брань на всю площадь Шайо: низззя!
Ситуацию же в самом Иране поясню статистикой по жизненно важному для него нефтеэкспорту. Госстат даёт одну цифру. Международные источники — в три раза меньшую. А «доверительные» источники — в шесть раз бóльшую, чем государственные. И так на каждом шагу…
Первые впечатления
13-миллионный Большой Тегеран — европеизированный мегаполис с чертами, узнаваемыми по более известному нам Стамбулу. Точнее, Стамбулу 15-20-летней давности. Наиболее заметны две взаимообусловленные особенности — очень много молодёжи и обилие мотоциклов-мопедов-велосипедов. А заодно — бензоколонок.
Особой закрытости тегеранцы не демонстрируют. С улыбкой вступают в беседы с персоязычным иностранцем. Раньше или позже разговор выруливает на санкционную тему. И тут первая особенность: значительная часть собеседников не очень представляет себе досанкционную жизнь. Поэтому сравнивать им не с чем. Да и те, кому за 65, пришахское прошлое почти не вспоминают.
Значительно острее и больнее ассоциации с иракской войной 1980-1988 годов. Многие тогда потеряли близких. Наигранных оценок исламской революции 1979 года тоже скорее сторонятся, но американцев, как и англичан, явно недолюбливают. Хотя английский язык не забыт. Куда теплее относятся к немцам, в разные годы много чего здесь построившим, прежде всего, дороги.
К русским отношение слегка ироничное, но не враждебное. Удивительно, но в уличной обстановке нас иногда принимают за немцев, считают, что мы на них похожи. Других европейцев в Иране нет.
Со смехом вспоминают «вклад русских казаков в бытовую культуру персов» — пододеяльники с ромбовидным вырезом посередине. Считалось, что такой пододеяльник специально предназначен для «предметного общения» с «припрятанными» таким образом дамами.
Откуда и куда пришло слово «самовар» — по-персидски «котёл» — спорить не буду. А в качестве бесспорно встречного вклада иранцы приводят популярную у казаков сумку для одежды, в Персии — «чама дан».
А вот Грибоедова иранцы скорее осуждают. Несколько неожиданно для нас — за непочтительное отношение даже не к шаху-визирю, а к персидской традиции. Но никто мне так и не ответил, зачем потребовался разгром нашего же посольства в 1980 году. К счастью, в тот день никто из дипломатов не пострадал. А обоснование — протест против ввода наших войск в Афганистан — выглядит странным, ибо тогдашняя Москва как раз в то время искала взаимопонимания с послереволюционным Ираном.
Общаясь с иранцами, нередко слышишь патриотические нотки. В том числе в неожиданном контексте. Так, к путешественникам относятся вполне терпимо, но сам туризм воспринимают как разновидность безделья. А иранцам есть, чем заняться и дома.
Что касается турпотока в Иран, ему препятствует, прежде всего, сухой закон. Он мешает приобщению иностранцев к достопримечательностям действительно мирового значения. Сухой закон — не только свирепый, но и нелепый. Чего стоит задержание в тегеранском аэропорту видного российского академика! Он собирался во время проводимого в Иране международного форума вручить бутылку коньяка своему европейскому коллеге. Наше посольство спасло несчастного, спешно посадив его на борт, возвращающийся в Москву.
Кстати, и курение весьма ограничено. Оно дозволено разве что перед входом в армянские кафешки — их стало больше после войны в Абхазии в начале 1990-х.
Такая разная повседневность
Самые нескрываемые самими иранцами проблемы связаны с непредсказуемой инфляцией. Она измеряется десятками процентов в год. Двойная (?) валюта — риалы и туманы — удивляет числом нулей на купюре. Курсы обмена не менее экзотичны. Официальный — отличается от того, что предлагает обменник. С обменником конкурирует уличный меняла. А мой знакомый предложил мне четвёртый вариант, весьма далёкий от первых трёх.
Из обыденных разговоров следует, что значительная часть тегеранцев живёт в среднем на 350-400 долларов на человека в месяц, за пределами столицы — беднее. Поддерживать сколько-нибудь приличный уровень жизни помогают, во-первых, сложная система госдотаций, прежде всего, молодым семьям, во-вторых, не менее запутанный порядок получения кредитов-рассрочек, в-третьих, полуофициальные посредники с ближним для Ирана зарубежьем (Турция, Индия, Эмираты). Этих посредников, оказывающих широкий круг частно-корпоративных и даже межотраслевых услуг, называют байерами (покупателями), но на самом деле их роль многограннее. В-четвёртых, выручают не менее запутанные внутриисламские (чаще межшиитские) взаиморасчёты — так называемая, хавалá.
Безработицы в стране нет. Работа находится и для женщин. Кстати, более раскрепощённых, чем кажется издалека. Хотя ношение хиджаба (характерного платка) вне дома — обязательно. Правда, гендерно разнесённые входы в присутственные места и даже в метро всё же действуют на нервы. Особенно, когда боишься потерять в одноцветной толпе «персонеговорящую» жену.
А так… Вот, например, обмен репликами с попутчицей-«шахризадой». Для начала она открыла мобильник и показала фотографии своих мужа и малышей. При этом призналась, что уже в четвёртый раз за месяц едет на «красноморский» курорт — с ним она связана профессионально.
— Наверное, вас там ждут не только заботы, но и приятные встречи?
В ответ на мой шутливый вопрос «шахризада» сузила богато украшенные косметикой глаза и заговорщицки переспросила:
— Мы что, не люди? И разве я не женщина?
Впрочем, может, мы с ней подумали о разном?
Первое неожиданное впечатление — бедность стола. Мясо, да и курятина — точно не каждый день. Обычное меню — рис с приправой из варёной фасоли или свёклы, варёная кукуруза. В религиозные праздники безвозмездно эти же продукты раздают на улицах. Правда, выбор угощений на приёме в иранском посольстве в Москве — не намного богаче. Так что материальные различия в глаза особо не бросаются. Да и домашний антураж сопоставим с нашим — набор привычной техники, включая недешёвую кофеварку, и всё в основном китайского производства. Живут чаще в съёмных квартирах, а не в своих, купленных.
Продуктовые магазины несколько скромнее по выбору товаров, но в основном похожи на наши супермаркеты. Бросаются в глаза (и в нос) длинные парфюмерные ряды — не захочешь, но найдёшь по запаху. Однако магазины (тем более моллы) не переполнены.
А вот рынки торгуют до позднего вечера. Вы не представляете, какое там изобилие фиников! Кстати, финик по-персидски — хурма.
Успел — расскажи, как стал первым
Несмотря на отключение банковской системы SWIFT, прочая компьютерная жизнь выглядит полноценной. Вместо Фэйсбука — «Клуб», вместо ЮТьюба — «Аппарат». Его шутливо называют Араратом — из-за того, что в его разработке участвовали армяне. Платежные системы Visa и MasterCard отключены. Зато известна аббревиатура VPN. Ограничений в частном доступе к мировой кинематографии не заметил.
Многие собеседники, включая тех, что с высокими должностями, главной проблемой страны называют ограничения на экспорт всё той же нефти. Её здесь считают самой качественной, не в пример другим нефтедобывающим странам. С благодарностью, но следя за словами, упоминают Китай — главного избавителя Ирана от санкционных и иных «временных проблем».
Других иранских партнёров не называют, даже когда их подсказываешь. Судя по всему, из Китая или через него Иран получает современную технику и технологии, в частности авиационные, но главное — моральную поддержку и политическое понимание. Ядерные и прочие щекотливые темы обходят. Осмотрительность свойственна многим. И судя по всему, не зря.
Куда чаще, чем у нас, вспоминают майнинг. По-видимому, он стал формой самозанятости очень многих, скажу больше — элементом социально-финансовой устойчивости страны. Тем более что компьютерная грамотность городской молодёжи — подчеркну ещё раз — несомненна. Соглашусь с утверждением о стопроцентной грамотности взрослого населения из числа 87 миллионов иранцев. Во всяком случае, система среднего специального и высшего образования (распространяющегося и на девушек), по рассказам, кажется добротной.
Существо бесед с «официальными» иранцами во многом сводится к ряду схожих констатаций и приглашений с ними согласиться. Вот вкратце, о чём идёт речь…
Первое: исламская революция 1979 года скорее открыла перед Ираном новые возможности, чем затормозила его развитие. Далее разговор касается того, что в стране утвердился порядок, более справедливый в социальном смысле, чем до революции. Этот порядок возвысил сплотившийся иранский народ, последовательно реализующий свой потенциал одной из древнейших, при этом выживших цивилизаций в мире… Что касается санкций, то они, конечно, мешают. Но рано или поздно Иран перестанет их замечать, ибо они — лишь временный вызов, один из тех, с которыми сталкиваются многие страны. Китай, например…
Второе: наиболее очевидное достижение иранского общества — морально-нравственная чистоплотность большинства. Классического воровства в стране и вправду нет. Более того, выронишь бумажник — тебе его вечером принесут прямо в номер отеля (интересно, откуда знают, где ты живёшь?). Присвоить чужой кошелёк мало кто решится из-за угрозы наказания (под условным сроком ходят очень многие). А вот про коррупцию не говорят. Наверное, из-за стеснительности.
Третье: исламская демократия обеспечивает личную и электоральную свободу. Любой гражданин вправе беспрепятственно критиковать власть, вплоть до президента (по факту скорее главу правительства). В парламенте страны забронированы, как минимум, два места для армян и одно для иудея. А вот рохбáра — духовного лидера аятоллу Хаменеи, (иногда добавляют, «кстати, азербайджанца»), тем более его знаменитого предшественника «великого аятоллу Хомейни» всуе поминать не принято…
Четвёртое: Иран — самая образованная, возможно, самая сытая (так!) и здоровая страна, по меньшей мере, исламского мира. Средняя продолжительность жизни — 77 лет. Социальных программ только общегосударственного значения — более 200, своего рода мировой рекорд. Качество диспансеризаций таково, что плазма (донорская кровь) иранцев котируется на мировом рынке выше любой другой.
Другое дело, что в велоятах-глубинке «порой слишком увлечены местными соревнованиями и часто зависят от местных же «базаров». Поэтому, освящённые Всевышним принципы справедливости искажаются неспособностью местных властей даровать своим землякам то, что им причитается по праву Рождения и Вере».
И ещё конкретнее:
— Ничто так не располагает к доверию… как качество дорог. Это, возможно, не первая, но важнейшая составляющая бытия граждан, а цель Ирана — две машины на человека при цене бензина ниже, чем за проезд в метро.
Поэтому — «поощрить гражданина на поддержку власти может дорожное строительство, а также качество горючего»…
Да, персидский язык воистину многоóбразный…
Неожиданный нюанс: самые эрудированные собеседники интересуются, почему Россия (формально ещё Советский Союз) отказалась принять шиизм в качестве национальной идеологии после отказа от строительства коммунизма? Иран же предлагал! Вот ведь Иран обеспечивает себя всем и полностью, импортируются только вагоны метро… Внешне это не вполне подтверждается, но всё тот же «собеседник» традиционно подводит:
— Если есть воля, то найдётся и выход. Иншалла!
И ещё:
— Аллах осуждает уныние, приравнивая к нему хуление Всевышнего. Успел — расскажи, как стал первым. Проиграл — будь иранцем, промолчи…
