Замужество Софьи Берс

Сергей Ачильдиев
Сентябрь23/ 2022

160 лет назад отставной поручикъ 12-й Артиллерiйской Бригады графъ Левъ Николаевъ сынъ Толстой и дочь Гофъ-Медика, Статскаго советника Андрея Евстафiева Берс, девица Софiя Андреева Берсъ сочетались браком.

В тот же день, 23 сентября 1862 года, в метрической книге Московского Верхнеспасского собора об этом была сделана соответствующая запись. В этой записи было также отмечено, что «лета жениха — 33 года», а «лета невесты — 18».

Верность записи удостоверили: «Ключарь, Священникъ Стефанъ Корольковъ, Дiаконъ Василiй Троiцкий, Псаломщикъ Николай Тихомировъ, Пономарь Пётръ Богословскiй».

Оригинал метрической книги хранится в Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб), фонд 19, опись 124, дело 836-1. Интернет-журнал «Мозгократия» благодарит писателя, руководителя работ в области ракетно-космической техники Александра Железнякова, передавшего в редакцию фотокопию этого уникального документа.

 

Первые ухабы

Всё произошло быстро. В августе того года семейство Берсов останавливалось проездом в Ясной Поляне, в середине сентября Толстой сделал второй дочери Берсов предложение, а спустя неделю повёл её под венец. Это был брак по любви.

Молодая жена, несмотря на свой юный возраст, оказалась хорошо подготовленной к семейной жизни. Она была не только очень хороша собой, но также хозяйственна, умна и обладала сильным волевым характером, хотя, возможно, слишком эмоциональным. К тому же Соня получила хорошее домашнее образование, а оно в ту пору в состоятельных семьях непременно включало в себя подготовку к брачной жизни. Ну, и, наконец, годом ранее юная Софья Берс успешно выдержала экзамен на звание домашней учительницы в Московском университете.

А вот Лев Толстой к семейному существованию оказался не очень-то готовым. Даром что был на полтора десятка лет старше своей невесты, поучился в Казанском университете, побывал на двух войнах (Кавказской и Крымской), путешествовал по Европе и являлся известным автором — уже вышли его «Детство», «Отрочество» и «Севастопольские рассказы», снискавшие признание как читающей публики, так и Николая Некрасова, Ивана Тургенева, Николая Чернышевского…

Ещё до женитьбы Лев Николаевич догадался показать Соне свои дневники. А в них — про жизнь молодого мужчины, далеко не праведную и с большими откровенностями. Это был первый капкан — отказаться от свадьбы она уже не могла. Он продолжал показывать ей свои дневники и позже. Она их читала, мучаясь от ревности к прошлым и нынешним увлечениям мужа.

Но это было ещё не всё. Оказывается, он привык много ходить пешком и предпочитал не пользоваться каретами, потому что — «надо быть ближе к простому народу». Ну, и едва ли не на следующий день после свадьбы потащил молодую на 15-километровую прогулку, а потом повёз её — молодую графиню — в имение к своему брату на обычной тряской крестьянской телеге — это по российским-то провинциальным дорогам!

Ничего удивительного, что ровно через два месяца молодая жена в своём дневнике написала: «Он мне гадок с своим народом. Я чувствую, что или я, …или народ с горячей любовью к нему Л. …Я для него живу, им живу, хочу того же…».

 

Параллельные миры

Однако всё это были ещё цветочки.

После свадьбы Софья Андреевна, выросшая в Москве, да к тому же в Кремле, почти на два десятка лет превратилась в деревенскую жительницу. Она вела всё большое хозяйство Ясной Поляны, а фактически создавала её, превращая из прошлой убогости в удобное, вместительное, гостеприимное поместье. Занималась финансами, контролируя доходы, в том числе от издательств, и расходы семьи, а также всего имения. Она то и дело рожала (почти за полвека совместной жизни у них с Львом Николаевичем родилось 13 детей, пятеро из которых умерли в младенчестве), заботилась о сыновьях и дочерях. И старалась во всём помогать мужу, создавая условия для его работы, переписывая рукописи и выполняя прочие секретарские обязанности.

12 октября 1875 года она сделала очередное признание в своём дневнике: «Слишком уединённая деревенская жизнь мне делается, наконец, несносна. Унылая апатия, равнодушие ко всему, и нынче, завтра, месяцы, годы — всё то же и то же…».

Но на самом деле причиной «унылой апатии» была не только деревенская жизнь с её повседневными мелочными тяготами, заботой о муже и детях. С годами усиливался духовный разлад между супругами.

Лев Николаевич жил своей, отдельной жизнью, и в ней не было места даже родным. Он был полон своими, как он сам это называл в воспоминаниях, «душевными состояниями» — очередными произведениями, которые он тогда писал, размышлениями о себе, о близких, дальних и вообще о жизни. Даже когда он думал о других, он думал о своём отношении к ним и, в сущности, о себе.

Толстой жил в собственном виртуальном мире, в котором обычно живут все творческие люди, заменяя реальное выдуманным, а точнее сказать — подчиняя. Но разница заключалась в  том, что масштабы толстовского мира соответствовали его огромному таланту. И этот мир, чем дальше, тем больше поглощал всё существо Толстого.

Понимал ли он сам порочность своего существования? Конечно. Но не мог ничего поделать, только констатировал факт: «Поэт лучшее своей жизни отнимает от жизни и кладёт в своё сочинение. Оттого сочинение его прекрасно и жизнь дурна».

Софья Андреевна изо всех сил старалась жить интересами мужа. Но это удавалось ей не всегда. Она мечтала о ещё большей славе писателя Льва Толстого, о деньгах, об их с Лёвушкой месте в московском или даже в петербургском обществе, о счастливом и безбедном будущем их детей…

В отличие от мужа, она была человеком от мира сего.

 

Близкие и чужие

Они всё чаще ссорились, убивая свою былую любовь. И ссорились не по-графски — с воплями, слезами, грязными обвинениями. Софья Андреевна в запале кричала:

— Ты злой! Ты зверь!

Лев Николаевич объявлял, что уедет — в Париж или в Америку, куда угодно. Она в ответ собирала сундук, говоря, что уезжает к сестре, а со временем стала пугать его тем, что покончит с собой.

Разлад превратился в пропасть, когда Толстой окончательно решил, что всякая собственность — в том числе, конечно же, его гонорары — губительна и от неё надо отказаться, а заодно отказаться и от дворянской, интеллигентской жизни, потому что на самом деле смысл существования в крестьянском труде.

Этого Софья Андреевна не только не могла, но и не желала понять. Она не могла взять в толк, зачем дворянину, преуспевающему писателю, состоятельному человеку надо самому идти за сохой, тачать сапоги, колоть дрова и таскать в дом воду с колодца. Не могла уразуметь, почему её мужу, отцу её детей дороже чужие, даже чуждые люди — крестьяне и поселившиеся в доме «толстовцы». И зачем ему всё это?!

Она готова была признать это помешательством. Да и как иначе, если в словах и стремлениях Льва Николаевича не было элементарной логики? Он ненавидел интеллигенцию и её образ жизни, но при этом сам чисто по-интеллигентски радел обо всём мире, о далёких людях, не замечая близких. И что это, если не сумасшествие, настойчивое желание Льва Николаевича уйти из дома неизвестно куда?

Софья Андреевна очень боялась, что он и вправду уйдёт — старый, больной, не всегда умеющий отделять выдуманный им мир от реального. Она стала следить за мужем денно и нощно, следить за тем, что он пишет и что кому говорит.

Но в итоге, само собой, не уследила — он ушёл. Скрытно. Как она считала, предательски скрытно…

 

Взгляд со стороны

Да, великие заблуждаются вследствие сложности ума, а остальные — по глупости. Однако Софья Андреевна вовсе не была в числе тех остальных, которые «по глупости».

Её высоко ценили уважаемые люди, не раз гостившие у Толстых в Ясной Поляне, в Москве, в крымской Гаспре. О ней тепло писал Максим Горький. Леонид Пастернак, много раз и подолгу бывавший в доме Толстых, написавший серию портретов Льва Николаевича, сказал:

— Софья Андреевна сама по себе была крупной личностью.

И это, пожалуй, наиболее точная оценка этой женщины. Надо было быть крупной личностью, чтобы прожить с великим писателем почти полвека, чтобы не только ссориться с ним, но и понимать его значимость.

Вот ещё один маленький, но очень характерный штрих. 19 марта 1873 года, почти через одиннадцать лет брака, Софья Андреевна записала в своём дневнике: «Вчера вечером Л. мне вдруг говорит: “А я написал полтора листочка и, кажется, хорошо!”».

Он пришёл к ней. Он тогда ещё знал, что она его поймёт.

 


Поделиться ссылкой:

Your email address will not be published. Required fields are marked *

Вы можете использовать следующие HTML тэги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

один × 4 =