150 лет назад в Тверской губернии родился писатель Николай Анатольевич Зворыкин, знаток русской природы, автор прекрасных рассказов об охоте.
В середине1990-х я приобрел небольшой деревенский дом, в котором собирался коротать охотничьи досуги. Домик расположен в большой, некогда многолюдной деревне, вытянувшейся вдоль неширокой, но очень петлястой речки Съежи.
Река эта была непростая. В старые времена она служила дорогой из «варягов в греки», поскольку соединяла между собой бассейны Каспийского и Балтийского морей. По ней «съезжали» (отсюда произошло и название реки) купеческие ладьи. Правда, для этого им надо было сначала преодолеть волоком Главный водораздел. С волоком связаны и топонимические названия здешних мест — города Вышний Волочек, речки Волчино (Волочино) и озера Наволовок.
Но всенародно известной река Съежа стала благодаря Исааку Левитану, который любил бывать в этих краях и запечатлел её своей волшебной кистью в картине «Золотая осень». С тех пор небольшая речка стала символом русского пейзажа. Репродукция этой картины долгие годы украшала обложку школьного учебника «Родная речь», по которому мои сверстники учились русскому языку и литературе, а точнее — любви к Родине. Родная речь — родная речка!
* * *
Когда я впервые посмотрел с порога моего дома на противоположный берег Съежи, то без труда смог различить на вершине небольшого холма остатки старого парка. На этом месте некогда располагалась старинная помещичья усадьба «Воздвиженское» — родовое гнездо Зворыкиных. Здесь прошли детство и молодость писателя, прославившего эти места в своих охотничьих рассказах.
Внутри парка, с ещё чудом уцелевшими кое-где вековыми дубами-великанами и соснами, сохранились развалины довольно скромного по архитектуре дома. К сожалению, он разделил судьбу почти всех дворянских усадеб, некогда в большом количестве расположенных по берегам рек и озёр этого глухого края и скреплявших его единой хозяйственной и культурной сетью. Нижний этаж из красного кирпича старинной кладки ещё уцелел, но второй, деревянный, к сожалению, полностью сгорел в середине 1970-х. Но выстоял мост, сложенный из дикого камня и соединяющий берега основательно заросшего барского пруда, на котором теперь поселились дикие утки.
После революции судьба обитателей «Воздвиженского» ничем не отличалась от тысяч других семей благородного сословия, получивших клеймо «лишенцев». Они были изгнаны из родного гнезда и исчезли. По воспоминаниям одной из крестьянок, близко знавших семью Зворыкиных, лишь однажды в их избе появились барышни из зворыкинского дома, но уже в лаптях, собирающие в деревне милостыню.
От полного уничтожения спасло семью лишь то, что по первому своему образованию писатель Николай Анатольевич Зворыкин был правоведом. Ему потребовалось употребить все свои познания в юриспруденции, чтобы полтора десятилетия спустя члены его семьи были всё же восстановлены в гражданских правах.
Кстати, в Петербургском училище правоведения, в которое Зворыкин поступил в 1886 году, он познакомился с Сергеем Бутурлиным, который впоследствии, уже при новой власти, стал выдающимся ученым-охотоведом. Страстная любовь к охоте сблизила студентов, и их дружба продолжалась до последних дней Николая Анатольевича.
Поселившись в зворыкинских местах, я уже по-другому стал воспринимать и творчество Зворыкина. Он владел исключительным мастерством изображения русского охотничьего пейзажа, в котором укромные уголки природы незримо соединяются с тайной жизнью её лесных обитателей. Эта особенность местного пейзажа издавна привлекала к себе сонм великолепных живописцев. Кроме уже упомянутого Левитана, с этими местами связаны имена таких выдающихся художников, как Константин Коровин, Николай Богданов-Бельский, Витольд Бялыницкий-Бируля, Алексей Степанов, Станислав Жуковский, Александр Моравов. И все — заядлые охотники.
В произведениях Зворыкина вы не найдете сетований на тяжёлую участь, постигшую его семью после революции. Герои его охотничьих рассказов жили тут же рядом, в окрестных деревнях, и он изображал их сильными, рассудительными людьми, сохранявшими близость к родной земле и природе.
Один из героев зворыкинских рассказов — крестьянин Афанасий, проживал в соседней деревне Ледины. Под пером писателя он предстаёт чуть не былинным богатырём с картины Врубеля. Правда, богатырём, уже изрядно придавленным тяжёлой крестьянской жизнью. «Афанасий теперь старик», — так просто начинает Зворыкин рассказ «Афанасий-медвежатник», посвящённый этому замечательному охотнику.
В самом начале нынешнего века мне посчастливилось познакомиться с прекрасным человеком — учителем сельской школы и краеведом Николаем Кокориным, который сохранил ещё детские воспоминания о своём земляке — Афанасии.
Этот Афанасий в одиночку ходил на медведя. Сохранилась быль, согласно которой прозвище своё, медвежатник, он получил после того, как однажды обуздал молодого медведя и едва ли не верхом доехал на топтыгине до своей избы. Мишку он потом подарил Зворыкину, и косолапый долго жил на привязи в усадьбе писателя.
Судя по всему, Афанасий не знал пределов своей силы и удали и кончил жизнь трагически — под рогами разбушевавшегося деревенского бугая, которого он попытался укротить в одиночку, подобно Геркулесу.
* * *
Зворыкин не вмешивался в бурные социальные процессы, происходившие в деревне после революции и Гражданской войны, хотя жизнь поневоле затягивала и его в водоворот событий.
Так, в 1919 году в соседнем селе с примечательным названием Котлован случилась кровавая расправа над коммунарами, которая вошла в историю Гражданской войны (не отсюда ли родилось у Андрея Платонова название его романа?). То ли эта расправа стала следствием ещё не успевшего притупиться чувства справедливости среди селян, то ли и вправду то был «соляной бунт», потому что комбедовцы приняли опрометчивое решение не выдавать соль односельчанам, в семьях которых были дезертиры из Красной Армии. В результате стихийно возникших беспорядков нескольких коммунаров сильно избили и покалечили, а четверых закопали живьём в землю.
Зворыкин, как и многие его односельчане, был арестован, хотя и не принимал никакого участия в событиях. К счастью, после короткого разбирательства его отпустили.
Но так повезло далеко не всем. Уже в наши дни всплыло воспоминание одного из местных старожилов о том, что в список для экзекуции был включён крестьянин, который находился в это время совсем в другой деревне. На беду, фамилия его совпала с фамилией одного из зачинщиков беспорядков. Разбираться, кто истинный виновник, не стали, расстреляли на всякий случай обоих…
Быть может, социальная борьба в деревне той поры в аллегорической форме отразилась в рассказах Зворыкина об охоте на волков. В те времена встреча с лосём в этих краях была большой редкостью, кабанов и бобров не было вовсе, поэтому волчий аппетит удовлетворялся в основном за счёт домашней скотины. Урон, наносимый волками сельскому животноводству, был необычайно велик. После революции волк был объявлен «мироедом», охота на него проводилась организованно и с красными флагами.
Зворыкин был пропагандистом охоты на волков окладом. Этот способ наиболее демократичный и соответствующий лесной местности, по сравнению с травлей борзыми в степных районах. Неизменным зворыкинским спутником и наставником по этой части был охотник-следопыт Федулаич — крестьянин из деревни Мурово, расположенной по соседству с усадьбой деревни Островно.
Но Зворыкин не был бы «охотником-поэтом», как называл его друг, писатель Иван Соколов-Микитов, если бы видел в волке только злого хищника. Иначе разве назвал бы он его «сказочным зверем» и написал такие трогательные поэтические слова: «В ясный, тихий морозный день, когда блёстками играет снежный покров и розовеют стволы деревьев, когда на снегу лежат характерные узоры печатных следов, знакомые, близкие, как почерк дружеской руки, когда высоко в небе слышатся гортанные крики ворона, я вспоминаю волков»…
Теперь, поскольку сельскохозяйственное животноводство в этих краях исчезло полностью, волки стали нападать на собак и лесную живность — лосей, кабанов, бобров. Но зворыкинская традиция охоты на волков с флажками дошла до наших дней в неизменном виде. Котлованские охотники и сейчас очень активно занимаются ею. Правда, большей частью они теперь уже постоянно живут в городе и на охоту приезжают на своих машинах…
* * *
Жизнь Николая Зворыкина оборвалась внезапно. Он умер по неустановленной причине в самый разгар так любимой им поры чернотропа, 9 ноября злосчастного 1937 года.
Это случилось в Гатчине, в доме Соколова-Микитова, который приютил и поддерживал Зворыкина в самое трудное время. Ничто не предвещало столь близкой кончины Николая Анатольевича. За день до смерти он написал письмо Виталию Бианки: «С удовольствием бы побродил с гончей вокруг Михеева, но, кажется, не хватит ни времени, ни сил»…
Всякий раз, когда приезжаю на крутой берег Съежи к роднику за водой, печально смотрю на развалины бывшей усадьбы «Воздвиженское», на остатки старинного парка. Не так много времени прошло с той поры, как покинули её обитатели, а кажется, прошла целая вечность…
К великому сожалению, реки Съежи теперь не узнать. Она уже далеко не такая красивая, как на картине Левитана, и у неё пропал «сезонный пульс». По ней теперь не то что на купеческой ладье, даже на байдарке далеко не «съедешь». Небольшой деревянный мост через пересохшую речку, прямо напротив усадьбы писателя, теперь окончательно разрушился.
Память о своём знаменитом земляке — охотнике-поэте — стараются сохранить местные охотники и краеведы. За прошедшие четверть века были изданы несколько книг, посвященных творчеству Зворыкина, одна из которых «Н.А. Зворыкин. Волки и охота на них» стала уже библиографической редкостью. Несколько лет назад Центральной библиотеке города Удомля, на родине писателя, присвоено имя Николая Анатольевича Зворыкина.
