После того как в 1917-м большевики приступили к своему великому эксперименту, страну охватила эпидемия поиска нового. Но, пожалуй, в центре этого экспериментаторского взрыва оказалось искусство.
Мой отец Густав Антонович Кук — в будущем профессор Института холодильной промышленности, а в ту пору ещё рядовой инженер — тоже был захвачен гигантским водоворотом споров о всевозможных направлениях в живописи и о месте искусства в новом обществе. Правда, иные художники, имевшие немало сторонников среди публики, благоразумно отгребли к спокойному, «реалистическому» берегу и за битвой изможденных, небритых и нечесаных бунтарей наблюдали с ехидством.
Но отец был по другую сторону баррикад. Он дружил с художником Юрием Анненковым, которого называл Юрочкой, а «Юрочка очень любил творчески похулиганить».
В ту пору Юрия Анненкова знал каждый культурный петербуржец. Прекрасный график и иллюстратор (его рисунки к блоковским «Двенадцати» до сих пор считаются лучшими), он в короткий срок создал целую галерею портретов российских знаменитостей — от Владимира Ленина до Григория Зиновьева и от Максима Горького до Владислава Ходасевича. Портреты в высшей степени необычные, запоминающиеся отличной техникой рисунка и кубистическим проникновением в суть образа.
А кроме того, Анненков был одним из организаторов ОСТа (общества станковистов), участвовал в оформлении грандиозного народного представления «Взятие Зимнего дворца» на Дворцовой площади и выступил с собственным манифестом абстрактного театра.
И вот однажды «неугомонный Юрочка» предложил отцу создать в соавторстве абстрактную скульптуру, изображающую марсианина. Творческий гений Анненкова и инженерная мысль отца реализовались в многочисленных эскизах и чертежах, так как скульптура была огромная и сложная. По замыслу художника, предметы для создания будущего творения должны быть разнообразны и подчас совершенно не совместимы. Добывать их друзья отправлялись… на барахолку.
* * *
Первая же находка — старинный громадный унитаз — окрылила соавторов. Однако Анненков заявил, что для реализации дальнейших творческих поисков необходим гораздо более мощный штрих, и антикварная сантехника, в сравнении с тем, что требуется, — сущая безделица.
Вскоре Юрочку осенило:
— Нужен старый велосипед с одним большим и одним маленьким колесом! — воскликнул он, просияв.
Напрасно друзья рыскали по барахолке. Им удалось приобрести лишь крышку для унитаза, что, конечно, несколько оживило творческий процесс, поскольку в комплекте с ранее приобретённым обширным предметом давало неплохую перспективу для развития композиции, но не шло ни в какое сравнение с вожделенным велосипедом.
Творческие планы грозили зайти в тупик, но тут появился юный энергичный поляк, который весьма сочувственно отнёсся к великому замыслу. Денег у обоих ваятелей было мало, да и те в значительной мере уже пришлось издержать на покупку двух нестандартных предметов. Однако поляк отличался таким азартом и жизнерадостностью, которые были дороже любых денег.
Новый компаньон изо дня в день самоотверженно погружался в недра барахолки, и, в конце концов, в маленьком закутке еврея-старьёвщика обнаружил то, что искал. Оглядев велосипед, поляк с самым безразличным видом осведомился о цене.
— Гоните десятку за эту почти новую вещь и катайтесь себе на здоровье! — задорно сказал еврей.
— Даю два рубля за вашу рухлядь, и будьте счастливы, что ещё не перевелись на свете чудаки, желающие её купить! — с достоинством возразил поляк.
Вокруг начали собираться зеваки, которые уже через два часа превратились в толпу болельщиков, разделившуюся на два противоборствующие лагеря. Одни делали ставку на старого еврея, другие — на молодого поляка.
Время от времени поляк решительным шагом покидал поле боя, но еврей тут же окликал его и, кротко улыбаясь, мёртвой хваткой вцеплялся в рукав. Заглядывая в глаза покупателю, старик клялся, что бессердечный юноша доведёт его до разорения, и, если бы не крайняя нужда многочисленного семейства, он сейчас сидел бы себе преспокойно дома, а не портил нервы, и без того расшатанные революцией и Гражданской войной.
На втором часу этот бесплатный спектакль уже больше походил на цирковое представление. Толпа млела от восторга.
— Вы что, хотите выпить из меня всю кровь? — громко, голосом записного ковёрного вопрошал поляк. — Да не нужна мне ваша рухлядь!
— Не нужна?! — возмущённо вздёргивал плечами еврей. — Тогда зачем вы торчите тут передо мной столько времени, вместо того чтобы оставить, наконец, в покое пожилого человека? Платите пятёрку и можете быть свободны вместе с этим чудесным велосипедом!
— Да я бы уже давно ушёл и без вашего дрянного велосипеда. Что вы в меня вцепились? Езус Мария, я что, жених вашей дочери?! Вот вам три рубля и отвяжитесь от меня!
— Четыре! — вопил еврей, хватаясь за рукав покупателя ещё крепче. — Четыре, и пусть мне будет плохо до конца моих дней.
— Старый человек, стыдитесь! Три рубля из уважения к вашим сединам и ни копейкой больше!
— Вы меня грабите и ещё хотите, чтоб я смеялся от счастья. Ай-я-яй! Ну, и кто из нас должен стыдиться?
…Это могло продолжаться до бесконечности. Но, слава Богу, силы человеческие не беспредельны.
— Ой, я больше не могу, — вдруг тихо сказал еврей. — Пусть будет по-вашему: три пятьдесят. Платите и уходите, не то я сейчас умру.
— Замётано! — победно изрёк поляк, кинул деньги и, ухватившись за рогатый руль, гордо повёл велосипед сквозь толпу.
Он уже выезжал с барахолки, когда вновь услышал голос старика:
— Молодой человек, постойте!
Поляк готов был проклясть всю еврейскую породу:
— Ну что ещё?
— Мне бы такого сына!.. — с нежностью заглянув в глаза юноше, вздохнул старик и, сгорбившись ещё больше, зашаркал обратно в свою лавчонку.
* * *
Фантастически неземная скульптурная композиция Анненкова-Кука имела огромный успех. Однако недолговечный, потому что вскоре исчезла в шумном калейдоскопе событий.
К тому же в 1924-м Юрий Анненков навсегда покинул советскую Россию, и вскоре даже имя его, прежде столь популярное, было вычеркнуто из всех святцев.
Только наброски да чертежи Марсианина ещё долго хранились в нашем доме. Но потом куда-то задевались и они.
