— Зачем ты покинул меня, Господи!
Сидоров стукнул бы кулаком по столу, если бы у него был кулак. Столов появилось сколько угодно, а вот кулака по правилам игры не существовало.
Впрочем, и в своём существовании Сидоров начинал всё больше сомневаться.
Однажды — как же давно это было, Сидоров не помнил, он вообще пока был не в ладах со временем, — Голос сказал ему:
— Верь, Сидоров! Сомнения приведут тебя в тупик, и всё превратится в прах!
После этих ничего не обещающих слов Голос пропал на веки, и Сидоров остался сам с собой, един со своим временем и пространством. Он силился вспомнить, о чём ещё слышал с тех пор, как умер, кроме того, что блага, свойственные земной жизни теперь недоступны за ненадобностью, зато всё остальное в его силах. Знать бы, что это остальное!
— Выйди из зоны комфорта трёх измерений, и всё образуется! — ещё до тирады о сомнениях вещал голос.
Что?! Что это всё значит?! Сидоров, кстати, почему Сидоров? Своего настоящего имени, данного матерью, он не мог вспомнить. Голос обещал, что память вернётся со временем, если он почувствует таковое во всём объёме, а не линейно, как привык. Голос много чего навещал, только не снабдил инструкцией, как поверить в то, что противоречит логике, а оно есть!
Стоило ему подумать о чём угодно, это появлялось: бутылка шикарного вина, — да нечем пить; лучшая, из написанных книг, — да он знал её наизусть, стоило взглянуть на обложку; прекрасная дева, — но, создав себе тело, Сидоров чувствовал себя в нём, как смертный в скафандре. Впрочем, произведения живописи и музыка доставляли ему наслаждение. И он окружал себя всё большим нагромождением картин, скульптур и созерцал это всё бесконечно долго под любимые, ещё при жизни, композиции. Но всё это было! Было! Было! И ничего нового!
— Ах так! — возопил Сидоров.
— Значит, всё могу?! — зловеще улыбнулся он, точнее сверкнул каким-то разрядом.
— Что ж! Смотри! — крикнул он в пустоту и тишину, в которых подозревал присутствие Господа и его Голоса.
Он подумал о собственном мироздании и тут же ощутил его вокруг. Он воображал, что неистово месит его как тесто, пахтает, как молоко, взбивает, как смузи, пока оно не начало кружить во всех направлениях, распадаясь на сгустки и хлопья.
— Вот это и будут мои галактики и системы!
Объять необъятное ему не удалось, и Сидоров сосредоточился на одном трепещущем сгустке, который окрестил не очень оригинально, но для рабочего названия сойдёт, — Мир.
Сидоров даже перестал думать о своих сомнениях. Он понял один из законов! Чтобы не циклиться на возможности собственного существования, о себе нужно забыть, но усердно работать! Какая разница, есть ты или нет, если работа делается, и это доставляет удовольствие. Вот так! Не картинку Дали подвесить перед собой в пространстве, а создать Мир, который родит другого Дали, а лучше вообще совсем другого! Вот этим он и превзойдёт, и удивит Господа! Он даст толчок! Он только сотворит базовые законы! Он только вдохнёт в каждого малую частицу себя! А остальное они сами! Всё сами без его, Сидорова, велений и указаний! А он будет созерцать это вечно эволюционирующее произведение искусства и наслаждаться каждое мгновенье!
Он почувствовал необычайный прилив энергии и всю её вбухал в свой Мир! Однако сам не оскудел, а получил вдвое больше, — так работали законы Господа, созданные для Сидорова и подобных, если таковые имелись конечно. А кстати? Впрочем, пока не до них.
Сидоров снабжал свой Мир всё большей энергией. Его забавляла скорость, с которой его создание проживало все известные ему фазы развития миров. Более он ничем не влиял. И когда первые обезьяны взяли в лапы палки, чтобы сбивать плоды, он завопил:
— О да!
Но через пару мгновений обезьяны накостыляли друг другу и победили те, чьи палки были длиннее. Сидоров охнуть не успел, как мартышки пошили себе сюртуки и начали убивать друг друга всё более изощрённым способом. Чем развитие становился их интеллект, тем совершеннее была палка и наоборот! В мире Сидорова двигателем прогресса стало убийство!
Это был крах! Падение! Провал! И Сидоров в гневе решил уничтожить своё творение. Он сладострастно по частям разрушал содеянное, находя удовлетворение в малейших деталях погрома. Он явил себя Миру, не знающему о его существовании, в облике и видел дуло, нацеленное в собственное лицо, то есть в фантом лица. И тогда он опрокинул мироздание!
— Твою мать, Сидоров! — услышал он Голос. — Ну сколько можно повторять одни и те же ошибки! То спасать, то уничтожать!
— А что я мог, Господи, если ты покинул меня?!
— Твою мать, Сидоров! — повторил Голос. — Ты опять ничего не понял! Иди ты знаешь, куда!
И Сидоров почувствовал себя эмбрионом.
